Месть «Голубой двойки»

А в начале марта — еще одна неожиданная радость, незабываемая встреча с земляками: меня пригласили на слет молодых передовиков сельского хозяйства Чувашии. Встретили меня на родине очень тепло, от приглашений не было отбоя…

Увиделся я, наконец, и с патриотом-колхозником, своим названым отцом Андреем Михайловичем Сарсковым. Мартовское солнце заливало золотом снежную долину, искрящийся снег слепил глаза, и мягко шуршали полозья, когда мы ехали в алатырский колхоз «Красный луч». А там за околицей уже собралось все село. Как родные расцеловались мы с Андреем Михайловичем, от волнения будто комок застрял у меня в горле. А у Сарскова даже слезы выступили на глазах.

— На фронте погибли двое моих сыновей, теперь ты, Федот, будешь мне сыном. Сто тысяч рублей внес я на самолет для тебя и клянусь сейчас всем самым дорогим в жизни, что и дальше буду помогать фронту, насколько хватит моих сил, — говорил старый колхозник, и снова влажнели его глаза.

Потом все собрались в клубе, до поздней ночи затянулась наша беседа. На прощанье я, как мог, успокаивал взволнованных Андрея Михайловича и его жену Анну Петровну Сарскову.

— Я обязательно еще полетаю на подаренном вами самолете. А как разгромим фашистов, прилечу сюда за вами и прокачу с ветерком.

И опять курсы. Снова учебные классы, теоретическая подготовка, практические стрельбы в тире и полеты. Я с нетерпением ожидал ответа от командующего воздушной армией Северо-Западного фронта генерал-лейтенанта Кондратюка: еще зимой тайком от начальства послал ему письмо с просьбой отозвать меня на фронт. Вот, наконец, и долгожданный ответ: «Товарищ Орлов, получил ваше письмо, искренне желаю вам отличных успехов в учебе. Учитесь, обогащайте свои знания, и по окончании учебы умелым и разумным сочетанием полученных знаний с имеющимся у вас боевым опытом вы еще больше принесете пользы Родине в деле окончательного разгрома ненавистного врага. Не согласен с вашим чувством обиды, что „не могу учиться, сидеть в тылу за партой, как мальчишка, когда наши люди истекают кровью на фронте“. Обидного в этом ничего нет. Подумайте, и вы сами поймете, что это не так. С приветом начальник отдела кадров подполковник Парамонов».

Больше я ни к кому не обращался. Что ж, учиться так учиться. И мы занимались — упорно, по-фронтовому, не считаясь со временем и усталостью. Тем более что не за горами были выпускные экзамены. Еле-еле выкраивал минуты, чтоб ответить на письма, а их приходило немало — от земляков, от зенитчицы Гали Лебедевой, от ребят с фронта. Особенно часто писал Бухтияров.

В одном из последних писем он сообщил: «Мы по-прежнему все вместе летаем на „Голубой двойке“. Самолет цел и невредим, весь экипаж ждет не дождется вашего возвращения с учебы». А дальше Бухтияров сообщал печальную новость — о том, как погибли при очередном налете гитлеровской авиации любимица полка медсестра Лена и наш полковой военврач. Случилось это в конце апреля на аэродроме Выползово. Там как раз проходил инструктаж медицинских работников. День стоял теплый, солнечный, но вдруг небо закрыли зловещие тени — на аэродром надвигалась большая группа немецких стервятников. Наши истребители по тревоге вылетели навстречу врагу, завязался воздушный бой, который оказался последним для двух немецких бомбардировщиков. Фашисты поспешили убраться восвояси и уже улетая, наобум, без прицельного огня, разбросали свой смертоносный груз. Аэродрому они не причинили никакого вреда, но одна случайная бомба угодила прямо в щель за штабом, куда укрылись медработники. Восемнадцать врачей и сестер, людей самой мирной на земле профессии, нашли здесь могилу… Чудом остался жив и сам Бухтияров: он хотел спрятаться в ту же щель, но опоздал. И когда начали падать бомбы, упал на землю и прижался к ней всем телом. Он слышал, как рвались бомбы, как совсем рядом с ним падали осколки и с минуты на минуту ждал смерти. А смерть, оказывается, была всего в нескольких шагах…

И так горько стало у меня на душе после этого письма: ну, зачем, зачем нужна людям война?! Кто воскресит тысячи, сотни тысяч павших на поле боя? И еще сильней закипала в груди ненависть к подлым захватчикам, хотелось только одного: скорей на фронт и мстить, мстить. Мстить до полной победы.

…Но вот окончены и курсы. Зачеты сданы на отлично, и мы вместе с Федей Локтионовым с нетерпением ждем, когда же нам вручат назначение в часть. Как правило, слушателей курсов отправляли по старым местам, и большинство летчиков давно разъехалось. Но нашу часть на Северо-Западном фронте расформировали и потому оказалось, что за назначением нам необходимо ехать в Москву.

Поезд долго стоял в Энске, и мы успели бы навестить семью нашего полкового врача, но так и не решились: рано или поздно его жена все равно узнает горькую правду, но пусть подольше побудет в неведении, пусть не от нас услышит печальную весть.