Со стороны могло показаться, что Вяйнерис просто сел рядом с Фарланом и, взяв того за руку, замер. Ольгерд ждал продолжения, но ничего не происходило. Время шло, суми уже давно вырубился, а две фигуры на фоне яркого пламени по-прежнему оставались неподвижны.
Ольгерд и сам наконец почувствовал, насколько измотан. Пришла боль от разодранных пальцев и бесчисленных ссадин по всему телу. Он опустился на землю и оперся спиной о ствол дерева. Глаза слипались, и темнота вокруг наполнилась ночными звуками. Где-то совсем рядом завыли волки.
— Есть хочешь?
Вздрогнув, Ольгерд распахнул помимо воли закрывшиеся глаза — прямо перед ним стояла Ирана с миской в одной руке и с факелом в другой. Играющее на ветру пламя скакало по ее лицу дикими тенями.
Разозлившись на себя, он выплеснул свое раздражение на девушку:
— Ты чего с открытым огнем бродишь⁈ Запалить все не боишься?
Ольгерд сам не понимал, почему злится. Эта девушка действовала на него странно.
Вот и сейчас она загадочно улыбнулась:
— В такую ночь без огня нельзя! Когда дед в мире мертвых, тогда круг тьмы разорван, и псы Ирглиса могут вырваться в наш мир.
Ветер усилился, разметав пряди ее волос так, что они заиграли на самой границе света, и Ольгерд вдруг осознал: у девушки волосы, как вороново крыло. Она не суми, те все белобрысые и глаза голубые, а у нее черные, как у ведьмы! Дед настоящий суми, а эта девчонка нет! Кто она ему? Уж точно не внучка!
Мысли копошились в голове Ольгерда, и он, задумавшись, в упор таращился девушку, пока она не скривила снисходительную гримаску:
— Так есть-то будешь или пялиться только?
Ольгерд вспыхнул:
— Нет! Не буду, сыт!
Девушка хмыкнула и, развернувшись, пошла к дому, а он тут же пожалел о сказанном: есть хотелось до невозможности. Последний раз он ел еще вчера вечером, вместе с Фарланом.
— Вот дерьмо! — Ольгерд выругался вполголоса, вдруг осознав, что совершенно не помнит, где они бросили поклажу, и что найти ее сейчас, в полной темноте, совершенно нереально. Снова выругавшись, он понял, что с едой придется потерпеть до рассвета.
Откинувшись на шершавый ствол сосны, Ольгерд прикрыл глаза. Голова тут же закружилась, и сознание поплыло: несмотря на голод, усталость мигом взяла свое. В полусне он вдруг увидел, что сидящий рядом с Фарланом старик засветился странным голубоватым светом. Пламя костра почему-то тоже стало отливать сталью и синевой. Границы фигур расплылись, и возникло непонятное, тревожное ощущение.
Неожиданно стальное пламя закрутилось смерчем, создавая новую фигуру. Теперь синий огонь бил прямо из земли, собирая над собой бесформенное облако. Постепенно столб огня начал оседать, уплотняясь и приобретая форму высокой стройной женщины с красивым, но очень жестким лицом. Взлетели вверх длинные ресницы, и открывшиеся глаза резанули голубым огнем! Белая рука с точеными пальцами прошлась по линии безукоризненно сидящего платья, и видение медленно поплыло в сторону Ольгерда. Оно плыло без единого движения и даже складки длинного платья не шевелились, а тяжелые локоны застыли, словно отлитые из серебра.
На самой границе круга женщина остановилась и ласково поманила его к себе. В этом простом жесте было такое повелительное давление, сопротивляться которому казалось невозможным.
Юноша поднялся навстречу, но неожиданно налетевший порыв ветра остановил его, и словно из ниоткуда перед ним возник образ Ираны. Ветер рвал ее длинные волосы, и черные кончики прядей хлестали по лицу, оставляя кровавые следы. Эти шрамы словно кричали о чем-то и звали его, Ольгерда, но он не слышал. Им полностью завладела белая женщина, она будто на привязи держала его взгляд, не отпуская ни на секунду. Мир вокруг них словно замер, листья и трава пожелтели и пожухли, как осенью, а воздух наполнился тяжелым покоем. Вихрь, гнущий верхушки деревьев, испуганно гудел наверху, не смея даже прикоснуться к этой женщине.
Она улыбнулась и провела рукой, прогоняя образ Ираны. Тонкие, изящно вычерченные губы приоткрылись:
— Твой друг зовет тебя!
Ольгерд сделал шаг навстречу, и звук ее голоса хлестнул, как кнутом:
— Поторопись! Твой друг хочет обнять тебя.
Юноша, не отрывая взгляда от прожигающих его ледяных глаз, зашагал быстрее. Белая женщина протянула руку.
— Дай мне свою ладонь, я проведу тебя.
Ольгерд безропотно протянул руку, и тонкие женские пальцы легли на грубую, израненную кожу его ладоней.
— Иди ко мне!
Мягкий голос опутывал невидимой сетью, и юноша сделал еще один шаг. Преграда, разделяющая их, стала видимой и почти осязаемой, голубовато-стальное свечение сияло по всей окружности, очерченной жрецом. Пальцы Ольгерда вошли в полосу света, и в этот момент кто-то с силой дернул его назад. Рука женщины, державшая его, вылетела за границу круга, и раздался дикий звериный вой! То, что было женскими пальцами, на глазах Ольгерда превращалось в жуткую звериную лапу. Длинные стальные когти рванулись, хватая ускользающую жертву, и железная кольчуга расползлась под их натиском, как истлевшая тряпка.