Проблема с женщинами в городе существовала давно. Суми и венды неодобрительно относились к смешанным бракам, а к бракам с рокси — и вовсе очень плохо. Законных путей получить женщину у руголандцев было немного: либо съездить женится в Хельсвик или Руголанд, что было далеко и дорого, либо все-таки уговорить местных. С последней большой войны прошло почти тридцать лет, многое забылось, да и страсти улеглись, но до признания рокси своими еще очень нескоро. Истигард хлеба не сеял и ничем, кроме войны и торговли, не занимался. Всё добывалось железом и хитростью — не удивительно, что рокси, мягко говоря, недолюбливали. Стычки, большие и маленькие, происходили постоянно: то тонгры нападут на землю суми, то сами руголандцы пройдутся набегом, полюдье опять же. Обиды росли, как снежный ком, и брачным союзам это никак не способствовало. Была, конечно, добыча, но людского полона брали немного, люди успевали разбегаться, а ловить их по бескрайним лесам — дело неблагодарное, да и опасное. Можно самим заблудиться так, что вовек не выберешься. Потом, невольница — собственность общая, как и вся добыча. Побаловаться, и только: семью не заведешь — дети рабыни рождаются рабами.
В общем, женщин катастрофически не хватало, поэтому разговоры о них заполняли любую паузу. Свободная нетронутая девушка была, как красная тряпка для стада быков. Ирану давно бы изнасиловали, не помогли бы никакие запреты, но лучше всяких приказов ее хранил мистический страх руголандцев перед нечистой силой.
Рорик вскоре понял свою ошибку: он сам принес в город яблоко раздора. С тех пор, как молодая женщина вошла в город, количество ссор, переходящих в драки, возросло в разы. Пока обходилось без поножовщины, и ему удавалось справляться, но ощущение надвигающейся беды не отпускало. Как назло, обстоятельства не позволяли избавиться ни от колдуна, ни от его внучки. Не успел Ольгерд оправиться и встать на ноги, как принесли двоих с охоты, кабан их страшно подрал. Свой костоправ не справился, пришлось вновь обращаться к Вяйнерису. В этот раз старик упрямиться не стал и грозить ему не пришлось: осмотрев раны, он сказал, что возьмется. Так что все осталось по-прежнему: девка продолжала бегать по двору, а десятки мужских глаз продолжали ее облизывать. Винить своих бойцов в этом Рорику было трудно, поскольку ему самому частенько хотелось затащить ее в сарай.
Жрец все понимал и внучку без присмотра отпускал неохотно, но лечение требовало от него слишком много сил. Нередко он сам больше напоминал труп, и тогда все держалось на Иране. Она выхаживала деда, раненых, готовила еду, стирала и ходила за водой, и в это время защитой ей служила только слава лесной колдуньи.
Ольгерд со всем молодняком толпились на ристалище. Здесь Фарлан, по просьбе конунга «поучить недорослей уму-разуму», должен был поделиться боевым опытом. Специальная круглая площадка за главным домом была засыпана песком и окружена невысокой изгородью. Молодежь, громыхая деревянными щитами и мечами, больше смеялась и подшучивала, чем слушала венда. Черный был мужем некрупным, на полголовы ниже многих собравшихся парней, и глупый максимализм юности ставил на первое впечатление, а это был любимый, начальный урок Фарлана.
— Если у вас есть время приглядеться к противнику, — не обращая внимание на галдеж, венд говорил громко и уверенно, — не смотрите на размеры — в первую очередь обратите внимание на походку.
В ответ из толпы здоровенный парень насмешливо выкрикнул:
— Что он, девка, что ли? На кой нам его походка?
«Так, вот и первая жертва», — со злорадством подумал Ольгерд — он этот урок уже проходил, и не раз.
Фарлан пристально посмотрел на крикуна.
— Зачем, говоришь? — Он поманил крикуна пальцем. — Давай в круг! Пройдись, а я скажу, чего ты сто́ишь.
Здоровяк, расталкивая товарищей, вышел вперед. Парень уже не единожды бывал в бою и силу свою знал. Он и сейчас, красуясь голым торсом, возвышался горой над низкорослым вендом.
Черный сделал приглашающий жест.
— Ну, давай. Давай пройдись, а мы посмотрим.
Юный воин, немного смущаясь и недовольно ворча, прошелся туда-сюда перед строем. Фарлан остановил его движением руки и обратился к остальным:
— Кто хочет высказаться?
Желающих не нашлось, лишь кто-то выкрикнул из толпы:
— Чего говорить-то? Ходит и ходит!
Черный приосанился с довольным видом — экземпляр был уж очень удачный.
— Раз добровольцев нет, то я вам скажу. Первое и очевидное — он правша.
Строй ответил дружным смехом:
— Это мы и сами видим!
Фарлан подождал, пока смешки утихнут.
— Пойдем дальше. Смотрите на левую ногу: чуть заметно приволакивает, значит, когда-то был перелом. Эта нога — его уязвимое место, да и устанет она быстрее. Дальше! Сутулится и заваливается вправо: был бы левша, так и ничего, а правше это сильно мешает. Еще руки у него длинные и тяжелые — значит, стоит ему отвлечься, щит сползет вниз.
Парень задиристо усмехнулся:
— Вот ты наговорил! А сам-то попробовать не хочешь?
Здоровяк встал в стойку, и Черный улыбнулся — продолжение урока требовало именно этой фразы.