Месть Империи 3. Горе Побежденным

Схватив свою дверь, Линий встал у выхода и подождал, пока остальные разберутся. Увидев, что большинство готово к броску, он рявкнул: «Пошли!» — и рванулся первым наружу.

— Барра! — заорал он по привычке.

Тук! Тук! Мгновенно ответили стрелы, но лишь прибавили ему решимости. Грохот собственных шагов перемешался с ударами сердца. Закрывшись, он не видел, куда бежит, ориентируясь лишь по мелькающей внизу земле.

— Барра! — заорал он еще громче, и подхватившие сзади голоса вселили уверенность в победе.

— Барра, барра! — эхом отозвались стены домов, и Линий, скрипнув зубами, уже представил, что сейчас сделает с этим сволочьем на крышах, но тут из примыкающих улиц на площадь начал вытекать народ. Мужчины, женщины, старики, вооруженные чем попало, мгновенно заполнили все пространство, угрожающе крича и требуя расплаты.

Линий Камилл ошалело завертел головой — вокруг уже колыхалось разгневанное людское море. Искаженные от ненависти лица, разинутые в крике рты.

— Убирайтесь!

— Убийцы!

«Что за черт! Откуда они все…» — додумать ему не дали. Взлетевшая вверх дубина понеслась прямо ему в голову, и он, отбив ее, не глядя ударил куда-то в толпу. Меч хищно чавкнул, пробивая живую плоть, а в ответ понеслось:

— Убийцы! Ироды!

Посыпались удары. Сотни, тысячи, со всех сторон! Ножи, вилы и просто дреколье — все замелькало, норовя дотянуться и убить! Стражники сжались вокруг центуриона и в ужасе остервенело рубили в ответ все, что двигалось, а толпа напирала и напирала. Не считаясь с потерями, переступая через упавших и шагая по трупам.

Перед глазами Линия все зарябило, как в горячечном бреду. Вот совсем рядом захрипел стражник, схватившись за торчащие из живота вилы, а дальше справа забулькало кровью пробитое горло того самого неудачливого воришки. Какая-то женщина рванулась прямо к нему, стремясь голыми руками вцепиться в лицо, и Линий, теряя остатки разума, рубанул прямо по орущему рту.

Кровь брызнула фонтаном, цепляющиеся руки проскребли по панцирю, и всеобщее безумие опустилось на центуриона. Не видя перед собой лиц, он колол и рубил наотмашь, лишь бы не смотреть больше в эти переполненные ненавистью глаза.

Навалив вокруг трупов, Линий вдруг очнулся и остановился. Дернув носом, он поднял голову, вдруг осознавая, что вся площадь в дыму. Где-то над крышами уже рвались в небо языки пламени, превращая площадь в настоящую адскую бойню. Клубы дыма стелились по земле, и в этом страшном тумане уже невозможно было ничего понять.

«Надо отходить», — мелькнуло в голове центуриона. Его бойцы, где могли, уже бежали, но разъяренная толпа их настигала и буквально рвала на части. Оставалось только одно — уходить туда, в самое пекло, в надежде прорваться сквозь огонь.

Рядом еще оставалось несколько человек, и ветеран заорал, перекрикивая шум боя.

— Встали в круг! Не бежать, не поворачиваться спиной! Отходим к пожару!

Как ответ в плечо немедленно ударила стрела, и Линий едва успел перехватить меч в левую руку. Резкая боль хоть немного отрезвила от бушующего вокруг кровавого безумия.

— Отходим! Отходим! — выкрикнул он еще раз, и сжавшиеся вокруг него бойцы сделали единый шаг назад.

Копье ударило в панцирь, загудела от пропущенного удара голова. Левая рука не справлялась, и в душе противно защемила предательская мысль: «Неужели конец⁈ Сгину здесь, сражаясь с кухарками и стариками!»

Он отчаянно махнул мечом, не целясь, отгоняя наиболее рьяных, и сжавшаяся вокруг него кучка бойцов сделала еще пару шагов. В нос ударило гарью, и стелящийся дым вдруг накрыл их сплошной серой пеленой. Не видя ничего вокруг, Линий закрутил головой и вдруг понял: «Все, больше удерживать нечего. Надо бежать!»

Заорав для очистки совести: «Бегите к рынку!» — он рванул в какой-то двор. В клубах дыма мелькнула стена дома, и, укрывшись за ней, Линий перевел дух, а затем двинулся по наитию, лишь бы подальше от рева толпы.

Глава 26

Командор ордена Лисандр Пасто́р шел по мраморным плитам, и звук его тяжелых шагов гулким эхом проносился по коридорам дворца. Он никогда еще не бывал в императорских покоях, но его внимание не привлекали ни украшенные великолепными фресками стены, ни величественные статуи. Сейчас его волновало только одно: зачем императрица Феодора хочет его видеть?

Перебирая на ходу возможные варианты, Лисандр выругался, осененный догадкой: «Неужели этот трибунальский крысеныш Фирсаний нажаловался? Чтоб он сдох, паскуда! Думает достать меня через императрицу? Посмотрим. Коли уж так, то у меня тоже есть что рассказать. Что бы не говорили, а в глупости Феодору еще никто не обвинял. Думаю, она сможет разглядеть, куда нас способно завести скудоумие Трибунала».