Месть княгини Софьи

Главными героями в этой жизни были холопы: бесшабашные мужчины, добровольно продавшие свою жизнь и свободу за звонкое серебро и несущие за хозяином ратную службу. Жениться холопам запрещалось начисто – ибо любой из них в любой день и час мог сложить свою буйную голову, а плодить на Руси вдов и сирот, понятно, никому не надобно. Дворовым девкам выходить замуж тоже воспрещалось. Ибо жена – это баба с семьей и своим хозяйством. А откуда у девки таковое, если она сама при чужом хозяйстве состоит?

Однако же запрет на женитьбу вовсе не делал никого целомудренными ангелами. Равно как и «людская» – общая для дворни комната, где ночевала вся челядь вперемешку, – воздержанию не способствовала.

Разумеется, от сей жизни часто рождались крепыши и малютки, каковые воспитывались здесь же, при дворе, под общим присмотром, становясь потом умелыми слугами, храбрыми воинами или образованными хозяйственниками. Это уж кому как повезет и у кого к чему сердце ляжет. Родить ребеночка неведомо от кого позором для дворовой девки не считалось. Дело-то житейское. Родила – и молодец. Вырастет – помощником станет. Крепкие руки в огромном доме лишними не бывают.

Посему к любовному баловству дворня относилась с легкостью, соблазнить барчука, а то и хозяина считалось за прибыльное развлечение – без подарков ведь сие влечение не обходится!

В сей беззаботной жизни у девок имелся токмо один изрядный риск: получить от хозяйки за соблазнение ее супруга хлесткие соленые розги до крови. А то еще и ссылку куда-нибудь в глухую деревню, поросят пестовать на дальнем подворье.

Ведь при дворе никакой тайны не сохранишь, все и все про всех всегда знают. Так что хозяйку лучше не злить.

Но ведь Юрий Дмитриевич был вдовцом!

Как ни смешно, но за хозяйку при нем была она – Пелагея.

– По попе шлепнул бы меня хоть раз, что ли? – буркнула ключница себе под нос, разнося у себя в светелке цифры из расходных листов в учетные книги. – Или за ухо укусил! А то ластится, как кот на сметану. Да никак, зар-раза, не лизнет!

Она повела плечами, представив себя лакомством для кота, усмехнулась и отложила переписанный лист. Взяла следующий… И замерла, испуганно выпучив глаза!

Спустя уже полчаса она уже стояла со свитками в руках перед покоями Великого князя, дожидаясь, пока рынды доложат государю о нежданном визите.

Наконец телохранитель вышел, с неким многозначительным интересом окинул взглядом позднюю гостью, после чего посторонился.

– Юрий Дмитриевич дожидается.

Пелагея обреченно шагнула внутрь, сделала пару шагов по персидскому ковру, громко вздохнула и виновато склонила голову:

– Прости, великий господин. У меня случилась недостача. Семьдесят три пуда овса в приходных листах числятся, в амбаре же токмо горох, – ключница сглотнула и добавила: – Двадцать семь мешков…

– Сие так важно?

– Но ведь семьдесят три пуда…

Государь явственно собирался отойти ко сну. Он стоял посреди комнаты в одной исподней шелковой рубахе, поверх которой был наброшен бархатный халат, и его компанию разделял лишь кравчий Олай Басманов, вольготно рассевшийся под окном в атласной рубахе, полотняных штанах и войлочных тапочках.

И Пелагея – в легкой сатиновой рубахе, столь приятной телу в летнюю жару, и в столь же легком сарафане. Вроде как и приличном, верхнем, но уж очень сильно просвечивающем…

– Тогда понятно, – подошел вплотную к ключнице Юрий Дмитриевич, и его губы коснулись глаз женщины, ее переносицы, бровей. – Таковая весть утра никак дождаться не могла, – его сильные ладони легли ей на бока, неожиданно нежно скользнули вверх, почти коснувшись груди, даже чуть-чуть ее приподняв, но тут же ушли вниз, сжали бедра. Правитель наклонился и шепнул ключнице на ухо: – Беги отсюда скорее! Беги, покуда не стало слишком поздно!

Пелагея шарахнулась, оттолкнула мужчину, выскочила за дверь и там, снаружи, прижалась спиной к стене, тяжело дыша и пытаясь справиться с бешеным сердцебиением. В голове ее тоже творился сумбур, мысли путались, метались и сталкивались, перебивая друг друга.

«Почему он меня не взял?! – никак не понимала служанка. – Ведь мог, ведь вожделел! Ведь я вся была перед ним! Он уже трогал, уже целовал! Он хотел, он сгорал желанием! Почему прогнал?! А я? – Она даже поморщилась и чуть не застонала. – Зачем я убежала? Надо было ослушаться! Пусть стало бы поздно! Нужно было остаться!»

И от бросающего в пот жгучего внутреннего пламени ключница никак не могла понять, что за невыносимое чувство терзает ее душу. То ли – яростная страсть! То ли – яростная ненависть…

За тесовой дверью в эти самые мгновения тоже царило недоумение.

– Княже, зачем ты ее выгнал? – ошеломленно развел руками Олай Басманов, уже прокравшийся половину пути до двери. – Гнать нужно было меня!

– Слишком уж она хороша, – покачал головой Юрий Дмитриевич. – Как бы подвоха какого не вышло…