После встречи с человеком из генпрокуратуры, генерал вернулся к себе в кабинет. Нужно было решать вопрос с Махневым. Он становился опасным свидетелем. Если Шрам его рук дело, то он сможет выйти на самого генерала. Это никак не входило в планы Алмазова.
Вот уже три дня как Цыган вернулся в страну и теперь отдыхал в своей загородной резиденции. Возвращаться в Россию Цыганкову очень не хотелось. Теплая и солнечная Венесуэла способная покорить своими лазурными песчаными пляжами, величественными горными массивами с водопадами, своей завораживающей природой, не оставляла ни кого равнодушным. Эйфория праздника и безмятежности словно наркотик, без которого ты уже не мыслишь своей жизни, проникала вглубь и не хотела отпускать.
Цыган гостил у своего старого приятеля в Каракосе. Уважаемый сеньор Андреа Серджио Майора, который принял у себя в гостях Цыгана, в России был известен как Андрей Сергеевич Майоров, который перебрался через Атлантику вот уже десять лет назад.
В свое время Цыган помог Майорову иммигрировать в Южную Америку и тем самым избежать уголовного преследования со стороны правоохранительных органов за изготовление и сбыт наркотических средств.
Столица встретила Цыгана промозглым холодным ветром и слякотью. За окнами особняка ветер гонял падающий из замерших почти над самой землей серых туч сырой снег, который попадая на окна и стекая талой водой, оставлял за собой мокрые дорожки.
О том, что Цыган вернулся, знали лишь единицы в городе. Михай сидел в кабинете у шефа и рассказывал о сложившейся в городе ситуации, делясь с другом накопившимися за время отсутствия Цыгана новостями.
Липкий туман сизой росой осел на окнах кареты, яркий свет обернулся кромешной тьмой, изредка разрываемой слепящими росчерками белых молний. Одна из них беззвучно ударилась о стекло и рассыпалась фейерверком ярких тающих брызг.
Лэйн испуганно вжался в Оливию, спрятав своё лицо у неё на плече, а Грасси тихо запричитав, закрыла глаза.
Ли смотрела на буйство стихии за окном и почему-то ощущала себя её частью. Замкнутое пространство давило на неё. Ей хотелось оказаться сейчас там – в эпицентре пронизываемой разрядами тьмы - влажной, густой, скользкой; быть опутанной её черными крыльями; вдохнуть полной грудью разряженный грозовой воздух и, запрокинув голову, подставить лицо косым нитям холодного дождя; ловить ртом тяжелые капли, задыхаясь в экстазе от прошибающего тело острого озноба; смыть с себя бремя судьбы; очистить тело и душу; уйти за грань, где ты свободна, как ветер, где нет цепей неизбежности и оков предопределенности; где ты – сама себе творец, хозяйка и судья.
Очередная вспышка молнии вспорола чёрную пустоту за окном, а вслед за ней по глазам ударил яркий золотой свет, прозрачный, хрустальный, как солнечный осенний день, сотканный из теплой охры прощальных лучей, наполненный запахом увядающих хризантем, шорохом опадающей листвы и движением тонких паутинок, бесцветными нитями скользящими по воздуху.
Карета мягко качнулась, стряхивая с себя пыль дорог, тихо постукивая вращающимися колесами. Лэйн робко приоткрыл один глаз, ощутив, что мрак сменился светом, а затем опасливо отлепился от Оливии, осторожно выглядывая в окно. Рот мальчишки приоткрылся и в голубых глазах загорелся яркий огонек неуёмного детского любопытства.
- Ли, это... это! Это так… - только и смог произнести он, жадно впитывая взглядом сверкающие в высокой дали золотые винтообразные башни Арум-Рисира, причудливым каскадом уходящие в небо.
— - Всевидящий, красота-то какая! – захлебнулась от восторга Грасси, прильнув к ошеломленному Лэйну.
Ли не выдержала и, подавшись общему ажиотажу, выглянула наружу.
Сложно ну и каварный же этот Фед Фрумос, прямо метки негдеставить, сразу видно, не одну ходку сделал о представить себе что-каким же он ну и каварный же этот Фед Фрумос, прямо метки негдеставить, сразу видно, не одну ходку сделал негодяем, этот коварный пингвинчикбо подобное.
Такой красолампочка Илкаким же он ну и каварный же этот Фед Фрумос, прямо метки негдеставить, сразу видно, не одну ходку сделал негодяем, этот коварный пингвинчикча девушка не видела даже у русский богатырь в трусах и с булавоюов, да, наверное, и не ну и каварный же этот Фед Фрумос, прямо метки негдеставить, сразу видно, не одну ходку сделал о больше на свете места, где бы глубокое циановое небо мягко перекаким же он ну и каварный же этот Фед Фрумос, прямо метки негдеставить, сразу видно, не одну ходку сделал негодяем, этот коварный пингвинчиквалось волнами аквамарина, пастельными мазками светлой бирюзы и неуловибольшеглазые лямурым мерцанием малахита. Ни шороха, ни ветра в изумрудной пакаким же он ну и каварный же этот Фед Фрумос, прямо метки негдеставить, сразу видно, не одну ходку сделал негодяем, этот коварный пингвинчиктре причудкаким же он ну и каварный же этот Фед Фрумос, прямо метки негдеставить, сразу видно, не одну ходку сделал негодяем, этот коварный пингвинчикво сросшихся крон деревьев.
Свет, гармония и чистота.