Месть Красного Дракона

– Плохая идея, – она снова выпрямилась на стуле и обратила взгляд к окну.

– Наоборот. Мы ведь с тобой почти не знаем друг друга. Это все упрощает.

– Не понимаю, к чему ты клонишь.

– Зачастую открыться незнакомцу гораздо проще. От него не ждешь ни сочувствия, ни осуждения.

Николетта старательно избегала смотреть в мою сторону. Ну же, детка, давай, откройся мне. Какие мысли терзают эту прекрасную головку? Она не торопилась отвечать. И я уже думал, что так и не дождусь от нее ни капли откровенности. И все же спустя пятнадцать минут молчания почти шепотом она произнесла:

– Тебе доводилось терять близких людей? – на меня Николетта все еще не смотрела, вопрос был брошен в воздух.

– У тебя умер кто-то из родных? – что объяснило бы ее состояние. Но почему казалось, что скорбь утраты здесь ни при чем?

– Что? – на лице Ники отразилось недоумение. Она наконец повернула свою милую мордашку в мою сторону. Ее глаза стали еще больше. И еще сильнее притягивали к себе: – А, нет. Я совсем не в том смысле, – она натянула рукава на кисти и начала теребить пальцами край одного из них: – Боже, мысли сегодня совсем не хотят формироваться в нужные слова.

Между нами повисла тишина, которую я снова не решился нарушить первым. Я показал ей, что готов выслушать. Дальше шаг за ней.

– Человек вроде рядом, никуда не делся, жив и в добром здравии. Но в то же время он для меня потерян. Навсегда. И часть меня утеряна вместе с ним, – Николетта скривила губы в горькой ухмылке, – разве не глупо? Привязаться к кому-то до такой степени, чтобы по итогу потерять ощущение целостности после его ухода? И просто существовать. Плыть по течению. Потерять ориентир.

Разбитое сердце? Так вот в чем дело. В ее глазах повис немой вопрос. Она ждала, что я отвечу. А я, пожалуй, чуть ли не впервые в жизни не знал что сказать. Потому что увидел в ней то, чего не должно быть. Она ведь типичная избалованная богатая девчонка. Я так думал. Был уверен, что так и есть. Разве могло быть иначе? Но этот взгляд мне хорошо известен. Она сломлена. В ее душе трещина, от которой не избавиться. Она не срастется. Остается только привыкать. Жить с этим и постараться окончательно не разбиться на осколки. Рука невольно потянулась к кулону, спрятанному под футболкой. Мне хотелось ей помочь и найти нужные слова. Правда хотелось. Но для этого пришлось бы вскрыть собственные шрамы. Оно того не стоило, поэтому с языка слетела очередная чушь, о которой я тут же пожалел:

– Так тебя парень бросил, что ли? – мой тон, да и сам вопрос, очевидно, лишь добавили боли.

Николетта опустила взгляд и проговорила:

– Забудь. Все в порядке.

Черт, Майк, умудрился же ты вляпаться. Хотел весело провести время, а что в итоге? Нужно было найти подходящие слова, иначе больше Ники меня не подпустит к себе и на пушечный выстрел. Почему-то становилось не по себе даже от одной мысли, что я больше не смогу ее увидеть.

– Я никогда не привязываюсь настолько, чтобы потом испытывать боль от потери, – пусть это ложь, но зато ответ привлек ее внимание. Ники прищурилась и теперь смотрела на меня с недоверием, продолжая теребить пальцами край рукава.

– Так не бывает. У тебя ведь есть семья, друзья. Хоть раз в жизни ты был к кому-то привязан. Этого не избежать. Такова жизнь.

Я безразлично пожал плечами.

– Можешь попробовать примерить роль психолога, если хочешь, – опершись локтями на стол, наклонился к Ники, – и найти ответ в моей голове, к кому же я настолько привязан. Уверяю, ответом будет пустое место.

Вот оно. Хоть и слабый, но все же в ее взгляде мелькнул проблеск азарта. Не любит, когда ей бросают прямой вызов? Стоило запомнить.

– Ладно, начнем с простого, – она тоже подалась вперед, не отрывая от меня взгляда, – что насчет родителей? К примеру, отец? Неужели совсем ничего не чувствуешь?

Я скривил губы в немой усмешке. И буквально выплюнул из себя слова:

– Герард Шварц – больной ублюдок и тиран. Все, на что он может от меня рассчитывать, это ненависть.

При мысли о том, что я могу испытывать привязанность к этому человеку, мне становилось дурно. Никогда не забуду то, как он смотрел на меня, буквально всем своим видом давая понять, каким ничтожеством считал своего младшего сына, когда я истекал кровью. По его же вине.