Месть Красного Дракона

На мой седьмой день рождения родители подарили мне щенка ротвейлера. Я заботился о нем, воспитывал, дрессировал. Он стал моим лучшим другом. Но однажды, когда отец вернулся домой поздно ночью в пьяном угаре и стал на ощупь прокладывать себе путь в кабинет, он не заметил лежащей в коридоре собаки и наступил псу на лапу. Бойцовские породы непредсказуемы, и потому нет ничего удивительного, что Рик с яростью вцепился в штанину хозяина дома, чудом не задев саму ногу. Казалось бы, все обошлось, но нет. Нападение отрезвило Герарда, он обнаружил, что фирменный костюм испорчен, и не собирался оставлять нас безнаказанными. Отец выволок пса за ошейник во двор, а затем ворвался в мою комнату и повторил те же действия со мной, только вместо ошейника использовал ворот футболки. Оказавшись на мокрой от росы траве во внутреннем дворике, я, полусонный, пытался понять, что происходит. В паре шагов от меня лежал Рик, прижав уши и с опаской смотря в сторону отца. А тот в свою очередь завопил, указывая на клочки ткани: «Полюбуйся, что натворила твоя псина!» Пока я растерянно смотрел на его брюки, он достал пистолет и протянул его мне. Я с непониманием уставился на холодный кусок металла, подступающие слезы начинали жечь глаза. Отец усмехнулся и сказал: «Твоя собака, тебе и наказывать ее». Когда до меня дошло, чего ждет от меня этот тиран, я в ужасе отшатнулся от него. А он лишь тяжело вздохнул, пробормотал что-то про то, что все всегда приходится делать самому, шагнул в сторону Рика и направил на него оружие. Мне, как и всем детям, хотелось верить, что родители не способны на жестокость, что они самые лучшие, добрые и справедливые, но к семи годам я уже точно знал, на что способен глава семейства Шварц. И что он всегда доводил дело до конца. Недолго думая, я бросился к Рику и закрыл друга собой, встав лицом к отцу, как живой щит. Безрассудный поступок, согласитесь? Но в тот момент он казался единственно правильным. Герард безразлично смотрел на меня, не опуская пистолет. Казалось, он просчитывал возможные последствия на случай, если застрелит сына. Спустя минуту правый уголок его рта пополз вверх, и произнеся: «Хочешь понести наказание вместо него? Как пожелаешь», – спустил курок. Я не уловил тот момент, когда пуля прошила мне плечо. Казалось, адская боль возникла прямо в ту же самую секунду, как палец отца надавил на курок. Все произошло молниеносно. Рик убежал в дальний угол двора и спрятался в кустах. Я упал на колени, прижав здоровую руку к простреленному плечу, пытаясь остановить кровь и силясь не отключиться от дикой боли. Из глаз лился поток слез. Захлебываясь в рыданиях, все еще стоя перед отцом на коленях, я поднял на него взгляд, надеясь увидеть его раскаяние, страх, шок. Да что угодно, но только не то, что увидел на самом деле. Лицо его скривила гримаса отвращения. «Жалкий, бесполезный щенок», – только эта фраза слетела с его губ, прежде чем он отвернулся и зашел обратно в дом, оставив семилетнего сына корчиться от боли и истекать кровью. Антонио нашел меня в полуобморочном состоянии и отвез в больницу. Спустя несколько дней мы подыскали новый дом для Рика, посчитав, что так будет безопаснее для него. Тогда я лишился своего самого близкого друга и окончательно возненавидел отца.

Болезненные воспоминания затуманивали разум, но все же не сорвались с губ. Незачем Николетте знать подробности. Я практически ни с кем этим не делился.

– Допустим. А мать?

– Лицемерка и потаскуха. В детстве предпочитала откупаться от меня игрушками, а когда подрос, и вовсе забыла о моем существовании. Все, что ее интересует, – банковский счет Герарда и хер ее личного телохранителя, с кем она периодически трахается на заднем сиденье авто.

– Мне жаль.

– Не говори глупости, – презрительно фыркнул я в ответ, – некоторым просто неведом материнский инстинкт. Мне, в любом случае, все равно.

– Наверняка в детстве это все же имело значение.

– Честно говоря, мне всегда было плевать.

– Не понимаю… – Ники слегка покачала головой.

– И не нужно. Мое детство – не лучшая тема для душевного разговора. Единственный, к кому я мог испытывать хоть какую-то симпатию в этой проклятой семейке, был мой брат Антонио. Но и с ним у нас непростые отношения – если потребуется, уничтожим друг друга без лишних сантиментов, – по нахмуренным бровям Николетты я видел, что она не может переварить эту информацию. Не она одна. Эмили тоже никогда не понимала, как семья может быть настолько разрозненной. Настолько чужой друг другу. – Не пытайся понять, Николетта. Мне не повезло иметь любящую семью, но я, как видишь, и без них прекрасно обошелся. Жалеть меня уж точно не нужно.

– И не собиралась. Просто… – она смотрела на меня, не отводя взгляда. Будто пыталась заглянуть в самую глубь, – я не знаю, каково это – не иметь поддержки со стороны семьи. Но, должно быть, тебе было очень одиноко.