– Кто-то оставил его сегодня утром для меня на ресепшене. Не думаю, что там нечто опасное, но все-таки проверь сначала по камерам. Хочу знать, кто это был.
– А что говорят девушки за стойкой?
– Не поверишь, но их обеих именно в этот момент не было на месте.
Слегка нахмурившись, Адам жестом призвал следовать за ним в соседнее помещение. Небольшая темная комнатка, соединенная напрямую с кабинетом, была утыкана множеством экранов, отражающих все, что происходило сейчас в здании корпорации. Два сотрудника непрестанно следили за мониторами, переключая внимание между изображениями. Адам отправил одного из них отдохнуть, а сам начал пролистывать утренние записи с камеры, висевшей прямо над ресепшеном.
Нужный момент мы нашли почти сразу. Около одиннадцати утра та блондинка, что отдала мне письмо, ушла в сторону лифта. Спустя пару минут ее напарница отправилась провожать посетителя. В следующее же мгновение к ресепшену подошел парень в темной толстовке и накинутом на голову глубоком капюшоне. Он явно знал, где именно расположена камера, и специально наклонил голову ниже, чтобы не попасть лицом в кадр. Парень положил конверт и направился к выходу, все еще не поднимая головы. Адам отследил по записям момент его выхода из здания, а также, промотав назад, просмотрел, когда он вошел.
– Он хорошо знает расположение камер, – указал я Адаму на наклон головы, – видишь? Cлегка повернул голову влево, чтобы не попасть под объектив той, что висит в углу перед входом. Переключись на нее.
– Ты прав. И здесь тоже, – промотав немного вперед, Адам показал мне еще несколько подобных моментов, – либо уже бывал в здании и специально запоминал, либо у него есть схема видеонаблюдения.
– Ставлю на схему. Некоторые камеры хорошо замаскированы, так просто не заметишь.
Снова просмотрев несколько кусков, Адам вывел на экран изображение с внешней камеры. Мы смогли отследить маршрут парня до дороги, но потом он сел в обычное желтое такси. Цепочка зашла в тупик, дальше так просто не отследить.
Как только мы вернулись обратно в кабинет Адама, взгляды наши тотчас упали на конверт.
– Откроешь? Или сначала просканируем?
– Не дури, – я потянулся к крафтовой бумаге, – взрывчатки там точно нет, а с остальным уж как-нибудь справлюсь.
В момент, когда я уже собрался вскрыть послание, дверь кабинета распахнулась.
– Вот вы где оба, – Стив, как всегда, влетел ураганом. Следом за ним тихо вошел Дэниел. – Красотка за ресепшеном очень невнятно рассказала о каком-то письме и что ты спустился сюда.
Пока Адам пересказывал историю с конвертом, я наблюдал, как Дэниел подошел к ближайшей стене и устало прислонился к ней. С синяками под глазами и в мятой рубашке он пытался сосредоточить взгляд на столе, но безуспешно. В следующую секунду уже запрокинул голову и закрыл глаза. Судя по виду, совсем не спал. Клокочущая злость стала волнами подниматься внутри меня. Интуиция просто кричала, выкрутив громкость в голове на максимум, что он провел ночь в нашем особняке. Но чем, черт возьми, они занимались с Николеттой, что у него такое состояние? Я уверен, что слова Дэна про признание и уход из группировки – пустые угрозы. Но что, если нет?
– У кого-то выдалась бурная ночка? – язвительно бросил я Дэну, когда тот открыл глаза и встретился со мной взглядом.
– Тебя-то это как касается? – встал он в оборону.
Стив поспешил разрядить обстановку. Положив руку мне на плечо, придвинулся ближе и попытался успокоить:
– Остынь, Марк. Ники заболела. Они с Энн всю ночь дежурили рядом с ней.
Заболела? Злость сменилась беспокойством, которое я, как всегда, спрятал под маской безразличия. Но когда успела? В пятницу, во время нашей перепалки, она искрилась энергией.
– Что с ней? – спросил я у Стива, но ответил мне не он.
– Тебя это больше волновать не должно, – Дэн, разумеется, молниеносно вступился, – но, если уж тебе так интересно: всю ночь у нее был жар. Благодаря твоим стараниям.
– Какие еще грехи мне припишешь?
– Она выбежала под гребаный ливень после разговора с тобой! И когда ты спокойно вернулся к своей невесте, Ники черт знает сколько времени просидела на холодном камне в парке. Все еще будешь отрицать свою причастность?
И как мы с Дэниелом дошли до того, что уже не можем спокойно поговорить, без злобы и ярости? Я смотрел на него и не узнавал лучшего друга. Знаю, что, возможно, заслужил упреки. Но почему слышал их исключительно от него?
– Я, конечно, извиняюсь, – прокашлялся Адам, – не знаю, что между вами тут происходит, но, может, вернемся к конверту?