Стрелка не нашли. Буран обвинял в убийстве Старика и его «недовоинов», Старик считал, что капитана застрелил либо Буран, либо Мертвец, Крюкомет требовал прекратить истерику и обещал разобраться. Тройка предположил, что убить капитана мог тот лысый недоносок, но Буран уверил, что выстрел раздался с корабля. Абордажники предупреждали, что не потерпят на капитанском посту первого помощника (который должен был возглавить судно в случае гибели Аргаста). Мертвец холодно объяснял, что никто никогда не согласится подчиняться вожаку головорезов.
Труп капитана замерзал под ослепительным солнцем Пустыни, а они спорили о том, кому достанется его корабль. Это было еще более мерзко, чем моя сокрытая радость по поводу столь удачного выстрела.
Власть все-таки получил Мертвец. Стоя под прицелом штурмовиков, он встретил взгляд Старика и сказал, что сейчас не время для старых дрязг. Что потом, в порту, они во всем разберутся, а сейчас важнее всего убраться из этих проклятых льдов, и сделать это они могут лишь вместе. Я не знаю, почему абордажники не расстреляли первого помощника на месте, но Три Гвоздя рассказал, что он сам заслушался речью Мертвеца.
Штурмовики первыми опустили оружие.
Дальнобой, из которого убили Аргаста, нашелся в тамбуре первой палубы, ближе к корме. Подозрения с Бурана были сняты, он просто не успел бы добежать. Старик без устали клялся, что лишь два штурмовика покидали обзорную в кают-компании. То были Рэмси и Март, которые спустились вниз, чтобы «помочь палубным крысам справиться с калекой». Шон был на гальюне. Скотти, отправленный Айзом в кладовую за припасами, вообще все пропустил. Да и самого Айза в момент выстрела не было в общей комнате. По словам кока, тот ковырялся на «теплом» складе и слышал, как кто-то пробежал по коридору после выстрела.
Споры прекратил Мертвец. Он сказал, что виновный будет наказан по всей строгости корабельного закона, как только команда будет в безопасности, в порту. Там он обещал запереть все люки и не открывать их, пока не допросит каждого моряка на борту и не найдет убийцу. Ему поверили. Ссора угасла, но затаилась в темных коридорах замерзающего корабля.
Только в одном помещении команда «Звездочки» больше не собиралась. Штурмовики перетащили свои вещи на первую палубу.
Клянусь Светлым богом, никто из них не убивал капитана. Я буравил взглядом каждого из абордажников, стараясь дотянуться до самых потаенных уголков их чувств. Никто не боялся правосудия, никто не чувствовал вины. И никто больше не доверял «палубникам», считая их виновными в убийстве. Мои товарищи отвечали им теми же подозрениями.
Я проверил всех моряков. Полуприкрыв веки, спрятавшись под сыроватым одеялом. Шон был объят ужасом и уже перестал различать явь и сон, забившись в свой угол и укрывшись с головой под шкурами. Он вряд ли смог бы удержать в руках дальнобой, а уж тем более попасть из него в капитана. Айз… Айз угрюмо старался забить голову мыслями о том, что и из чего ему готовить. Мрачный, несчастный кок жалел, что оказался на борту «Звездочки», и хотел оказаться как можно дальше от нее. Скотти нервничал и переживал за Квана. Почему-то больше всего его заботила именно болезнь нашего врача (который, надо сказать, последний день пролежал без сознания у себя в лазарете, под присмотром Фарри).
Мертвец…
Безмолвный человек-пустота вернул мне компас при первой возможности и совсем без моего напоминания. Неторопливо оглянулся, когда оказался рядом, и невероятно ловко вложил мне в руку черную коробочку. А потом ушел.
Я проводил первого помощника «Звездочки» взглядом и, наверное, именно в тот момент понял, кто на самом деле стрелял в капитана. Это было горькое понимание. Настолько горькое, что на глазах проступили слезы, и я спрятал их под тяжелым одеялом. Он сделал это, чтобы скрыть тайну компаса? Застрелил в спину боевого товарища, лишь бы… О, мне стало еще хуже.
Невероятный долгий и трудный день подходил к концу, и его итогом стала полная безнадежность. На кухне-спальне царила мрачная тишина, лишь угрюмый Айз колдовал у плиты, разогревая воду и размачивая вяленое мясо. Половник уныло звякал о стенки котла.
Я не хотел дожидаться ужина, мечтая провалиться в спасительный сон, но вместо этого Мертвец послал меня на третью палубу.
– Надо опять спуститься вниз, – глухо проговорил наш новый капитан, подойдя к моему лежаку. – Узнать, что Шестерня сделал с двигателями. Если сможешь – открой двери. Если боцман еще жив – ты понимаешь, что нужно сделать.
Я откинул одеяло и посмотрел в безжизненные глаза Мертвеца. Очень хотелось отказаться, но в голосе бывшего первого помощника чувствовались успокаивающая уверенность и сила. Будто убийца капитана действительно знал, что нужно делать. Вручив Фарри теплую рубаху, в которую был завернут компас, я без слов отправился вниз, прихватив с собой клинок и вновь заряженный дальнобой Грома.
Никаких эмоций во мне не нашлось. Слишком много переживаний выпало в тот день. Слишком много. Я превратился в покорный механизм, сконцентрировавшись на задании Мертвеца. Без страхов, без сомнений, без надежды.