Когда наконец оба ветряка оказались на месте, отчего в воздухе повис низкий гул металла, противостоящего метели, Крюкомет кувалдой выбил какие-то железки у основания мачты и уставился наверх. Мы все, как один, задрали головы, глядя на снежное небытие.
— Проклятье. Крутятся? Нет?
Сверху что-то цокнуло, гул изменился. Что-то заскрипело в мачте.
— Пошла, родимая! Пошла! Все, уходим! Теперь все зависит от этих шаркуньих выродков на третьей палубе! Хорошая работа!
— А зачем это? — спросил я у Грэга, который оказался рядом.
— Спроси инструментариев. Я знаю только то, что может заклинить двигатели. Покрутятся ветряки пару часиков, а потом Шестерня попробует запустить нашу красавицу. И мы уйдем из этого богами проклятого места! Куда-нибудь к теплым бабам и горячему пойлу. Неужели все закончилось, а?
Моряк пропустил в люк Саблю, посмотрел назад, на мачту.
— Во мне пробуждается Шон, малец. Мне как-то тоже хочется оказаться подальше от таких приключений.
— Ты можешь себе это позволить, — холодно сказал оказавшийся рядом Половой. Он был угрюм. Я вспомнил татуировку корсара, покрывающую почти все его тело. У старшего матроса нет другой доли. Либо петля, либо вольная Пустыня.
У меня зачесалась рука, на которой осталась метка гильдии рыбаков, поставленная в далекой шахте. Но ее, в отличие от знаков Полового, можно было спрятать.
Даже на первой палубе, забывшей об отоплении в первый же день остановки, было теплее, чем снаружи, а уж когда мы дошли до кухни — мне показалось, что я попал в баню!
Моряки, с шутками и преисполненные надежд, скидывали с себя парки, даже Крюкомет улыбался. Я пробрался внутрь, к своему лежаку, и только сейчас заметил расстроенное и испуганное лицо Фарри, сидящего рядом с угрюмым капитаном.
Что случилось?
— Все готово, капитан! — бодро отрапортовал Крюкомет. — Скоро уже двинемся! Пусть Темный бог поможет инструментариям: если они запустят двигатели — значит, не зря грелись в тепле, пока мы корячились в этой метели!
Мрачный Дувал сидел у печи и кутался в волчью шкуру. Взгляд капитана поднялся на вошедших, и Аргаст хрипло произнес:
— Мертвец, Старик, Крюкомет, за мной. Нужно кое-что обсудить. Сейчас.
Едва офицеры вышли, Фарри знаком подозвал меня к себе, и мы вместе покинули кухню. Где-то вдали слышались шаги уходящих мужчин, а мой друг потянул меня в противоположную сторону.
— Что случилось? — не выдержал я. В коридоре было холодно и темно. Я не видел лица Фарри, но чувствовал его смятение.
— Один из штурмовиков в лазарете умер, — тихо сказал мой друг.
— И? — цинично спросил я. Осекся, почувствовав стыд.
— От него почти ничего не осталось. Я вижу, он странный какой-то. Коснулся рукой… А он в труху. Рассыпался. Одежда и пыль… Пыль!
— В каком смысле — пыль?
— Я не знаю, Эд! Но я видел это. Я принес обед. Попытался разбудить Квана, но тот лишь лежал и дрожал, словно от холода. Такой горячий… Торос спал, второй моряк что-то стонал, а этот, с лицом развороченным, не шевелился. Я его коснулся — и он осыпался, словно сухой снег! Капитан сказал, чтобы я держал язык за зубами. Но я так не умею! Это же как Лис, понимаешь? То же самое случилось с Лисом!
— Как это вообще возможно?
Фарри тяжело вздохнул.
— Я не знаю! Но мне страшно. Что, если завтра нас так же в пыль обратят, а? Ведь никто не проснулся! Он просто высох! И Лис высох… И еще… Пойдем. Ты одет?
— Не успел переодеться.
— Хорошо. Надеюсь, протиснешься… Пойдем.
Нас прервал возмущенный возглас из темноты, куда ушли офицеры. Мы замерли, вслушиваясь.
— Вы там оледенели совсем? — послышался крик Крюкомета. — Открывай! Эй, кривая морда, слышишь меня?
— Пойдем… — Фарри потянул меня за собой, прочь от офицеров.
— Открывай шлюз, отброс! — зло гаркнул Крюкомет. Командиры «Звездочки» остановились около трапа на нижнюю палубу.
— Какого демона? — возмутился Старик. — Дувал, что происходит у тебя на корабле, а?
— У
— Где же им еще быть, а?
— Спокойнее, Курц!
— Какое спокойствие? Ты похоронил столько ребят Крюкомета и моих, а теперь еще бунт на третьей палубе пропустил?
— Прекрати шуметь, — безмятежно встрял Мертвец.
— Вот кого я слушать…
— Заткнись! — рявкнул Крюкомет. — Достал. Есть проблема поважнее!
Фарри рванул меня за собой, так что чем закончилась перепалка офицеров, я не услышал.
Мой друг ориентировался в темных лабиринтах каким-то шестым чувством, не иначе. Пару раз я ловил себя на мысли, что не представляю, где мы уже находимся, в каком из технических коридоров оказались. Но Фарри уверенно вел меня дальше, пока не завернул в узкий отворот:
— Здесь.
Вновь щелкнула крышка компаса, и синеватое сияние выхватило из тьмы заиндевевшие железные стены с черным квадратом лаза над головой. Я все никак не мог прийти в себя после услышанного у трапа. Тревога забилась в сердце, словно выброшенная на лед рыба.