Месть Ледовой Гончей

— Мы заправили большого «папочку» и гребаный лайар. Топлива хоть залейся.

— В баках — да. Но когда мы сожжем все оставшееся на второй палубе — мороз нас прикончит. — Мне показалось, что первому помощнику действительно плевать на такие перспективы.

— Ты думаешь, они дойдут до этого? — нахмурился Гром. Он повернулся к Мертвецу, вновь поежился. Могучего капитана била лихорадка, но Дувал старался не показывать ее перед нами. Он действительно не понимал, что его болезнь видна абсолютно всем.

— Либо они, либо Старик.

— Хватит, Мертвец! О Темный бог, чтобы ты подавился этими недоносками. Клянусь сердцем — я вернусь из этого похода и на пару лет осяду в каком-нибудь гребаном трактире. Уж сколько мне довелось увидеть в этой гребаной, мать ее, Пустыне — а таких приключений моя задница еще не нюхала. И, мать ее, я чувствую, что это далеко не конец.

Дувал выглядел разъяренным и расстроенным одновременно. Больной, ослабевший бородач чувствовал, как теряет бразды правления. И мне казалось, что он бы с радостью возложил свои обязанности на кого-нибудь другого. Лишь бы при этом пролилось не так много крови, как могло бы.

Я смотрел на непоколебимого Мертвеца, вспоминал могучего Старика и его вспышку ярости в столовой, много дней тому назад. Их вражда никуда не ушла… Никуда не делась, как никуда не делись Волк, Сиплый и Зиан. И все эти демоны оказались заперты в пределах одной замерзающей палубы, посреди льдов Пустыни.

Мне стало совсем тоскливо.

— А куда пропал Зиан? — спросил я.

— Вот! Вот! Я и хотел узнать, где он, потому и полез в вентиляцию тогда, а потом… — начал было Фарри.

— Заткнись, юнга. Этот ублюдок как слег, так и не появлялся нигде. Я думал, что он в каюте Балиара. Но судя по вашим гребаным сказкам да легендам, камнесоса нет в живых. И знаете — слава Темному богу!

Мертвец покачал головой, соглашаясь с капитаном. Аргаст тяжело выдохнул, помассировал виски. Голос его понизился:

— Значит, так, мясо. Вы ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаете. Вам понятно?

Мы с Фарри торопливо закивали.

— Хорошо. Мне только истерик Старика не хватало, и так уже дошли до ручки. Мертвец?

— Да, капитан?

— Где, говоришь, резаки наши?

— На третьей палубе, — флегматично произнес первый помощник. — У Шестерни.

Гром поморщился:

— Оледенительно. Возьми кого-нибудь из морячков, обыщи склад. Не верю, что на этом гребаном корабле не найдется ни одного резака.

— А топливо?

— У нас на верхней палубе лайар, Мертвец. Ты совсем старый стал! Сольем оттуда, тоже мне приключение! Все будет хорошо, братцы. Все будет хорошо.

— Может, стоит спустить «папочку»? Взрежем кормовой трап и вытащим мятежников, — спокойно предложил первый помощник.

— Резать мою красавицу? — вскинулся капитан, но тут же поник. — Может, так и поступим. Ладно…

Аргаст тяжело встал, вновь громко перевел дыхание.

— Сейчас все наладим. Да, Мертвец? Наладим же?

Тот без капли эмоций на лице кивнул своем капитану.

— Не можем не наладить. Вон бьется сердечко «Звездочки». А раз оно бьется, то и мы, мать его, должны жить. Ясно, гребаное вы мясо? Они без нас — покойники, править ледоходом нужно из рубки. Мы без этих гребаных бунтовщиков — тоже трупы. С них станется поломать машины, если что. Так что договоримся. Договоримся ведь?

Дувал попытался бодро улыбнуться.

— Да, капитан.

— Вот и хорошо.

После разговора с капитаном мы вернулись в кухню, пропахшую потом, сыростью и чадом сгораемых в печи дров. Я сразу заметил случившиеся перемены. Абордажники сдвинули свои топчаны поближе к лежаку Старика и собрались вокруг старшего штурмовика. Когда мы вошли — их тихий разговор прервался, взгляды ожгли капитана.

Волк, Сиплый, трое безымянных для меня бойцов… И Рэмси, усиленно делающий вид, что знать не знает никого из нас.

Палубные матросы сплотились в уголке напротив, у мастера Айза. Кок, надо сказать, подтащил свой лежак вплотную к громоздкой, тяжелой плите и спал, прижавшись спиной к еще теплой стенке. Кухню сотрясал его громогласный храп. Мастеру Айзу снилось что-то теплое, хорошее; кок причмокивал и улыбался.

— О, юнги! — обрадовался Три Гвоздя, когда мы подсели к остаткам палубной команды, прижавшись плечами друг к другу, чтобы не потерять крохи тепла. — Где вас носило?

— Да в лазарете были, — быстро соврал Фарри. Мы устроились поудобнее.

— А… Кван… Как он там?

— Совсем плохо, — вздохнул мой друг.

«Он лжец, Эд. Твой друг — прирожденный лжец».

— Это бурая лихорадка, — почти прошептал Шон. Его глаза безумно поблескивали огоньками лампадок. Только сейчас я отметил, как же исхудал наш нервный моряк. — Бурая лихорадка. От нее пустели целые деревни у Черных провалов. Теперь она здесь! Почему она здесь?! Капитан заболел, док заболел. И я чувствую пожар в груди. Вот тут!

Пират ткнул себя в область сердца.

— Жжется! Очень жжется, братцы. Слягу я, как и они. И все мы сдохнем.

— Завали пасть, — оборвал его Сабля.

Шон никак не отреагировал на слова моряка.

— Я чувствую, как что-то сжирает меня изнутри. Как что-то уже проникло в меня! В любой момент оно пробудится! Я слышу голос…