Месть Лисьей долины

Просто здорово! На моих подопечных, оказывается, в последнее время было совершено не меньше трех покушений, а я, телохранитель, узнаю об этом случайно. Причем не от дяди и опекуна девочек Горенштейн, даже не от их мачехи. А от совершенно постороннего человека, болтливого мальчишки-секретаря. И раздобыла я эту ценную информацию только потому, что применила свой любимый «метод хамелеона», решив скоротать время и попрактиковаться на секретаре в приемной…

Но мне совершенно не улыбалось, чтобы Константин потом припомнил наш разговор и пересказал его, к примеру, своему боссу. Поэтому я перевела беседу на другое:

– Кость, слушай. А кто это сейчас к Аркадию Станиславовичу пожаловал, а?

– Базарчук Илья Иванович, давний партнер, – доложил мне Костя. – А что? Почему он тебя интересует?

– Да мне фиолетово, кто там у шефа, – легкомысленно отмахнулась я. – Меня одно волнует – сколько мне еще ждать? Конечно, у тебя тут уютненько, – я обаятельно улыбнулась мальчишке, – но все-таки хотелось бы знать. Да и есть хочется.

– Нет, быстренько ты не освободишься! – покачал головой секретарь. – Сейчас еще Ващенко подъедет, это который строительством занимается. С ним еще дольше беседовать будут, он медлительный такой. Не меньше трех раз чаю попросят с имбирем и лимоном. Слушай, а давай я тебе кофейку сварю? – оживился Костя. – И себе заодно. У меня датские крекеры есть!

И молодой человек углубился в ящики своего стола.

Я смотрела на его макушку и размышлял о том, зачем Аркадий Горенштейн привез своих девочек на переговоры с деловыми партнерами. Все указывало на то, что опекун близнецов наконец-то решил ввести подопечных в курс дела, потихоньку научить их разбираться в делах.

– О, нашел! Почти целая! – торжествующе воскликнул Костя, поднимая на вытянутой руке пачку печенья.

В этот момент дверь в приемную приоткрылась. Щель, возникшая вследствие этого, едва могла бы пропустить упитанного кота. Но человеку, что вошел в комнату, этого вполне хватило. Это был тощий старик с крючковатым носом и маленькими, пронзительными глазами. Колени у него сгибались при каждом шаге, тощая спина сутулилась, и более всего он напоминал Скруджа из полнометражного мультфильма Роберта Земекиса по «Рождественской песни» Диккенса.

Старик стрельнул неожиданно зоркими глазами на меня, на Костю, который слегка смутился и даже покраснел, потом кивнул на дверь кабинета и скрипучим голосом осведомился:

– У себя?

Костя сделал виноватое лицо и почтительным шепотом ответил:

– Занят, Соломон Израилевич!

Старик вздернул брови. На это стоило посмотреть – брови у него были похожи на двух седых мохнатых гусениц, причем несимметричных.

Константин прижал руки к груди и зачастил:

– Никак нельзя, Соломон Израилевич! У него Базарчук, а через полчаса Ващенко подъедет.

Гость покашлял – это тоже было представление, достойного большего количества зрителей, чем мы с Костей, – и проскрипел:

– Тогда зайду в другой раз. Вы, Костенька, передайте, что я заглядывал.

– Обязательно, Соломон Израилевич, – преданно таращась на старика, отрапортовал секретарь, – непременно. Вы же знаете, как Аркадий Станиславович вам бывает рад, но сейчас никак не получится.

Зашаркали старческие шаги, дверь приемной скрипнула, и посетитель скрылся из виду.

Я уже открыла рот, чтобы задать вопрос, как вдруг Костя сделал страшные глаза и прижал палец к губам, указывая взглядом на дверь.

Минут пять мы посидели молча, затем секретарь перевел дух.

– Костя, что это было? – изумленно спросила я.

– Это, Женя, Соломон Израилевич Кацман. Человек-легенда.

– Правда? – заинтригованно переспросила я. – А кто он такой?

– Это бухгалтер, виртуоз. Знаешь, как бывают пианисты-виртуозы, вот так и Соломон Израилевич, – с искренним почтением в голосе пояснил секретарь. – Он еще с Борисом Станиславовичем работал. А после его смерти ушел на покой, так его потрясла трагедия. Он редко приезжает, но всякий раз наводит шороху. Аркадий Станиславович его очень ценит и всегда к советам прислушивается.

Я провела в приемной, в гостях у симпатичного Костика, еще добрых полтора часа. Базарчук покинул кабинет Аркадия, но на смену ему явился Ващенко – лет сорока на вид, похожий на холеного кота, в дорогущем костюме. Секретарь оказался прав – пока гость находился в кабинете Горенштейна, Косте трижды пришлось подавать туда чай. Мне тоже перепала чашка кофе с печеньем, да и подумать было о чем, так что я не скучала.

Наконец дверь кабинета распахнулась, и Аркадий вывел в приемную племянниц, привычно обнимая девушек за плечи. Костя немедленно уткнулся в компьютер, делая вид, что мы незнакомы.

– Все, девочки мои. Вам пора домой, – приговаривал Аркадий, устало улыбаясь. Девочки выглядели бледненькими и утомленными, от их оживления и утреннего задора не осталось и следа. Видимо, управлять многомиллионным состоянием чрезвычайно трудно. Никогда не пробовала и потому искренне сочувствую девочкам.

– Вот сейчас Евгения отвезет вас домой, а мне еще нужно поработать.