Месть Мориарти

В такие вечера Мориарти садился перед зеркалом, открывал знаменитую книгу профессора Хоффмана «Современная магия» и брал колоду карт. Свои успехи он скромно оценивал как значительные, поскольку овладел почти всеми описанными приемами. Он мог, например, делать раздачу пятью различными способами, менять и переворачивать карты, делать вольт и переворачивать колоду. Сэлли Ходжес, оставаясь иногда на ночь в доме на Альберт-сквер, исполняла в таких случаях роль подопытной свинки или, если угодно, изумленного зрителя, после чего оба отправлялись в постель, чтобы поиграть в другие игры.[27]

По мере исполнения финансовой стороны планов Мориарти занимался и некоторыми неотложными делами, касавшимися непосредственно Сэл. В Вест-Энде были куплены два дома, и уже в середине октября под ее руководством началась отделка заведений, а штат пополнился десятком элегантных, горящих желанием приступить к работе молодых женщин. Согласно расчетам Профессора, инвестиции должны были дать прибыль уже к концу года.

Немало времени проводил Мориарти и за изучением собственных записей, касавшихся четырех известных европейских преступников, а также Холмса и Кроу.

Его люди довольно быстро вышли на след Ирэн Адлер и выяснили с помощью зарубежных коллег, что живет она одна, в весьма стесненных обстоятельствах в небольшом пансионе на берегу озера Анси. Информация эта и в особенности факт скромного существования госпожи Адлер немало порадовали Мориарти, и уже на следующий день им отдано было распоряжение найти надежного человека, который легко сошел бы за англичанина или француза.

Требуемого человека Берт Спир отыскал в течение суток и привел в дом на Альберт-сквер. Человек этот, бывший школьный учитель, впал в немилость к судьбе, свернул на кривую дорожку и даже отсидел за кражу. Звали его Гарри Аллен, и Профессор после разговора с глазу на глаз приказал тут же, без промедлений, поселить его в доме, чем изрядно всех удивил. Молодой, бойкий, приятный в общении, мистер Аллен быстро освоился на Альберт-сквер и вскоре стал своим, проявив, впрочем, особый интерес к юной Полли Пирсон.

Спир несколько раз пытался выяснить, какая же роль отведена хозяином этому обаятельному бездельнику, поскольку никаких обязанностей за ним закреплено не было, и большую часть времени он слонялся по дому или часами просиживал в кабинете Профессора, где эти двое вели продолжительные беседы за закрытыми дверьми. Но стоило Спиру затронуть интересующую его тему, как Профессор загадочно улыбался и отделывался обещанием раскрыть свой замысел в нужное время.

Между тем, согласно поступившим с континента сообщениям, Гризомбр, Санционаре и Зегорбе продолжали орудовать у себя на родине. Верный источник доложил, что летом Санционаре на неделю приезжал в Париж, где был замечен в компании Гризомбра, но, судя по всему, грандиозный план по созданию общеевропейского преступного сообщества остался на бумаге или, точнее, в голове Мориарти.

А вот Шлайфштайна в его родном Берлине не оказалось. В конце концов немца отыскали не где-нибудь, а в Эдмонтоне, неподалеку от Энджел-роуд, где он снимал небольшую виллу и где проживал с небольшой шайкой уголовников, как немцев, так и англичан. За виллой установили наблюдение, и вскорости выяснилось, что Шлайфштайн собирает команду для по-настоящему большого дела.

Между тем и сам Мориарти изучал сведения, имевшие отношение к одному заведению в Сити. Дело обещало огромную прибыль и могло стать соблазнительной наживкой для обуреваемого жадностью злоумышленника.

Пожухли последние листья на деревьях в Альберт-сквере, словно клочья сожженной бумаги, с тихим шелестом плавно опадая с веток, ветер становился настойчивее и наглее, умудряясь пронизывать прохожих аж до самых костей, дни как-то съёжились и становились все меньше и меньше. Из сундуков извлекались подзабытые пальто и шарфы, в темных переулках, где обитались низы уголовного мира, люди с опаской ждали прихода зимы.

С каждым днем туман над рекой вставал все раньше, смешиваясь с сажей и дымом, поднимающимся из фабричных и каминных труб. По городу расползалась сырость. В конце октября выдались три дня, когда эта главная погодная «достопримечательность» Лондона накрыла плотным саваном дороги и улицы, буквально отрезав людей друг от друга. На перекрестках горели питаемые светильным газом фонари, горожане носили с собой лампы и факелы, привычные уличные знаки исчезали в серой пелене, а потом вдруг выплывали из нее неожиданно, словно сбившиеся с курса суда. Численность краж резко возросла, дела у карманников и грабителей пошли вверх, в сырые прибрежные трущобы все чаще наведывалась смерть, безжалостно кося стариков и больных легкими. На четвертый день легкий ветерок разогнал плотный, желтоватый, как гороховый суп, туман, и солнце, еще бледное, словно завешенное муслиновой шторой, осветило громадный город. Знакомые с повадками столичной погоды уже предсказывали долгую, суровую зиму.