Возвращаясь в дом на Альберт-сквер, Мориарти размышлял о собственной слабости — всепоглощающем желании встать во главе криминальной Европы и низвергнуть в позор и бесчестие Кроу и Шерлока Холмса. Желание это овладевало им и не отпускало, затягивая порой с такой силой, что он бросался в крайности, подобно тому, как утопающий в поисках спасения хватается за соломинку.
Помимо поступающей в дом на Альберт-сквер доли от краж и грабежей, туда стекалась и всевозможная информация, которая при умелом использовании также могла приносить немалую прибыль. Информацию эту, образно выражаясь, соскребали с уличных камней, подхватывали в пивных, вычерпывали из пахучих сточных канав. Армия шпиков, информаторов, наблюдателей, численность которой составляла десятки человек до вынужденного бегства Мориарти из Англии, снова набирала силу. Собранные данные поступали сначала к Берту Спиру, а затем, просеянные и рассортированные, к самому Профессору. Так, в конце января прошел слух, что француз Гризомбр, прибыв в Лондон, провел здесь два дня и возвратился во Францию уже не один, а в сопровождении малорослого бородатого портретиста, Реджинальда Лефтли. Услышав об этом, Мориарти восторжествовал — план сработал, и теперь оставалось только ждать, когда курочка высидит яичко. Так было всегда. Достаточно лишь сделать предложение, показать наживку — и человеческая природа со всеми ее слабостями, желаниями, причудами и капризами сделает остальное.
В начале февраля Сэл Ходжес принесла известие, повергшее Профессора в восторг.
— Наша девочка в доме Кроу дает знать о себе, — заметила она почти равнодушно, уже собираясь улечься в постель.
— Вот как. — Мориарти вопросительно взглянул на нее. — И что же?
— Все хорошо. Лучше и быть не может, — усмехнулась Сэл. — Хозяин без ума от нее. Пишет, что тот едва ли не лезет ей под юбку, даже в присутствии жены.
— Пленник похоти, — расхохотался Мориарти. — Да, в таком состоянии мужчина забывает обо всем, даже о совести. Сколь много почтенных мужей потерпели крах из-за пары ясных глаз, упругого бюста и жаркого дыхания греховной страсти.
Сэл взглянула на него из-под полуопущенных ресниц.
— A y тебя, Джеймс, есть совесть? Мне бы хотелось думать, что есть. Иди же сюда да поспеши, пока я совсем не растолстела. Покажи мне, что такое греховная страсть.
Посреди забот и суеты Профессор находил время и для своего давнего увлечения — фокусов с картами. А еще, более чем когда-либо, он уделял внимание искусству преображения. Некоторые трансформации давались легко; например, ему требовалось всего лишь несколько минут, чтобы перевоплотиться в своего старшего брата — аскетичного ученого, сухопарого, с запавшими глазами и высоким открытым лбом. Теперь же, порой делая над собой усилие, он каждый вечер работал над образом, который должен был стать его величайшим достижением и триумфом. Сидя перед зеркалом, за закрытой дверью, Мориарти упорно трудился над лицом и телом, готовясь к роли человека, известного повсюду, равно узнаваемого и бедняками, и богачами, знаменитого во всем мире. К концу февраля он добился поразительного сходства.
Седьмого марта, за день до назначенного Жану Гризомбру срока, американец Джарвис Морнингдейл прибыл с секретарем и немалым багажом в отель «Гросвенор». Никаких сообщений для него не было, но уже в первый вечер он принял по крайней мере три звонка.
На следующий день, 8 марта, из Парижа пришла телеграмма. В номер ее принесли в десять часов утра, когда американец принимал завтрак. Текст гласил: «Леди готова встретиться. Жорж». Через полчаса после получения телеграммы Морнингдейл и секретарь покинули отель. Человек, решивший проследить за ними, увидел бы, что они взяли кэб на углу Виктория-стрит и Бэкингем-Пэлас-роуд и отправились в сторону Ноттинг-Хилла. Доехав до Альберт-сквер, секретарь сошел и скрылся в доме номер пять, где пробыл два часа, после чего вернулся в «Гросвенор», но уже имея при себе плоский продолговатый футляр.
Тем временем Джарвис Морнигдейл спустился в главное фойе отеля и сообщил дежурному портье, что ожидает некоего торговца предметами искусства из Парижа. Он также сказал, что, возможно, купит пару картин, а потому хотел бы, чтобы к нему в номер доставили пару мольбертов.
Запрошенные мольберты принесли после полудня и под личным наблюдением гостя установили в гостиной, один против другого.
Во второй половине дня управляющий отелем, уединившись в своем кабинете, просматривал по обыкновению список постояльцев. Внимание его привлекло имя гостя из Америки, Джарвиса Морнингдейла. Управляющий вспомнил, что оно уже встречалось ему где-то. И не в предварительном заказе от имени секретаря, а в какой-то официальной бумаге. Факт этот вызвал неясное беспокойство, которое не отпускало управляющего до конца дня.
В начале шестого к стойке дежурного подошли трое мужчин, один из которых спросил, где они могут найти мистера Морнингдейла. Портье поинтересовался, ждет ли их мистер Морнингдейл, на что они ответили утвердительно.
— О, вы, должно быть, господа из Парижа! — с елейной улыбкой воскликнул дежурный.