Месть негодяя

На днях я посмотрел фильм «Солист» режиссера Джо Райта. Сюжет основан на реальной истории гениального музыканта — шизофреника Натаниеля Айерса. Там есть такая фраза: «История о парне, который не пришел…» Почему она меня трогает? Может, это обо мне? Или наоборот, я парень, который пришел? А Родион — парень, который вернулся… И еще там есть отличная фраза: «Я не понимаю, как работает бог…» Это говорит главный герой, тот самый музыкант — шизофреник, в исполнении оскароносца Джейми Фокса. Я тоже не понимаю. Даже не понимаю, как работаю я. Как это все внутри крутится, вертится, высекает искру… Пытаюсь разобраться. Нет, конечно, я не превращаюсь в ходячую творческую лабораторию. Но и не пускаю созидательный процесс на самотек. Стараюсь доказать себе, что любопытство — сильная черта моего характера.

Дистанция

…Забрались в гостиничный номер — свет, камера, операторская группа и мы — три главных колесика и винтика. В стандартной комнатке жарко и душно. Балкон не открывается.

Филипп просит нож, чтобы, как в американских фильмах, вспороть замотанный в клейкую ленту пакет и проверить, настоящий ли кокаин. Чтобы еще больше оживить сцену, я попросил реквизитора убрать нож и оставить вилку.

— Ну, нет ножа, что поделаешь, вспарывай вилкой, — говорю. — Мы не в Америке…

Клейкая лента толстая — просто так не проткнешь. В одном из дублей вилка не выдержала, погнулась. Это всех развеселило. У Джеки Чана, который любит собирать в финальных титрах смешные моменты съемок, такой кадр обязательно бы попал в обойму!

Яна зазубрила текст так, что слова вылетают, как из скорострельного пулемета. Вознесенский сделал ей замечание.

— Надо доносить текст, — сказал он. — Убеждай парней, что им угрожает смерть! На кону твоя жизнь — Родион и Филипп должны тебе поверить. Выживут они — выживешь ты. Поняла?

— Да, только она…

— Что она? — не понял Володя.

— Выживет она. На кону ее жизнь. Не моя… Нас так учили.

Кто ее этому научил, интересно? Яна закончила ВГИК, курс одного очень хорошего актера, сто лет назад заявившего о себе на всю страну гениальной ролью в телепостановке по Достоевскому. Вряд ли, когда он там играл, то говорил о персонаже «он». Я много раз смотрел ту работу. Он так там сыграл, что мне кажется, он и сейчас вздрагивает, когда кто-то кого-то рядом называет Родион или Родя. Мы придумываем наши роли, а потом присваиваем их черты себе. И наоборот. В какой-то момент уже не знаем — где мы и где они. Все сливается. Это, как с добром и злом. «Когда человек молод, ему так легко различать добро и зло. С возрастом становится все труднее. Все сливается…»[4] Вот, черт! А я ведь тоже Родя, как у Достоевского! Ну, то есть, не я, если прислушаться к замечанию Яны и дистанцироваться. Может, моего героя зовут Родион не случайно? В жизни нет ничего случайного, если приглядеться. Что у него общего с героем Достоевского? Если буду дистанцироваться — никогда не узнаю. Да, и не за тем я здесь торчу почти безвылазно! Каждый день копаюсь в сценарии, всматриваюсь в окружающий мир глазами Родиона Сидорского, выпрашиваю у режиссера монтажа смонтированный материал, ищу черную кошку в темной комнате… Может, я и есть эта черная кошка? Точнее, кот. Но в поговорке кошки там нет. Может, и меня уже нет? Я называю это «работать с погружением». По-моему, если есть возможность работать с погружением, это счастье для актера. Не понимаю, как можно от этого отказываться. Впрочем, вру — понимаю. Это может быть страшно…

…Выбегаем из номера, рвем по коридору к пожарному выходу. Белые бегущие человечки под потолком, на зеленом фоне эвакуационных ламп указывают направление. Может, хитрят, и бежать следует в другую сторону? Обычное дело в краю, где мы родились — выслушай или увидь официальную подсказку и поступи наоборот. Только поэтому многие из нас до сих пор живы. Какие бесконечные здесь коридоры! Что там, за углом? Хаш! Цыганского вида придурок летит на пол. Как в рапиде, пытается встать! Еще раз кулаком в лицо — Хаш! — и дальше по коридору, забрав пистолет…

Распространенная претензия в сценах драк — дистанция ударов слишком велика, видно, что не по-настоящему. Именно об этом я все время и твержу! Надо сокращать дистанцию. Все время сокращать дистанцию, даже понимая, что можешь себе или в себе что-то сломать. Но ненавижу, когда приходится рисковать кем-то, доказывая, что происходящее — правда! Собой — пожалуйста, партнером — нельзя! Один раз пару лет назад в подобной сцене я сломал партнеру нос. Больше не хочу так доказывать. Надо ставить камеру, чтобы кулак уходил за голову. Если партнер вовремя дергается, все получается правдиво.

После восьмого дубля не выдержал.

— Давайте посмотрим материал, — говорю. — Неужели нет ни одного хорошего дубля? Собрались у мониторов. Действительно, как минимум, в двух дублях удар выглядит отлично. Почему же они не увидели? Может, это еще одно подтверждение кровожадной сущности человека — увидели, но не могли найти в себе силы прекратить? Насилие гипнотизирует!

— Это снято, — вздохнул Володя.