Месть невидимки

Они вели себя, как два индюка, у которых из-под носа исчез аппетитный червяк. Поначалу встопорщились, с изумлённой важностью глядя друг на друга и вокруг, а потом, всё больше и больше распаляясь и раздуваясь, кидали один в другого раскалённые докрасна хоботки. Хоботков у них не было. Но мат стоял что надо. Отборный. Смачный. Русский.

Мика с опаской смотрел на саквояж. Лишь бы они ненароком своими ручищами и ножищами не опрокинули бы его. Или, что хуже всего, вдруг захотели бы порыться в нём.

Они готовы были уже сцепиться друг с другом, но не получилось. Они приехали. Караев выглянул в окно. И обмер. Ему сюда и нужно было. Отель «Риц-Карлтон»…

Шкаф большой, прихватив саквояж, распахнул дверь. Караев поспешил за ним. Ему ни в коем случае нельзя было отрываться от своей сумки больше чем на девять метров. Шкаф поменьше нагнал их у самых дверей. И когда они вошли в холл, Караев вздрогнул. Ведь здесь он уже бывал. Точно, бывал. И когда они подошли к лифту, похожему на аквариум, он вспомнил… Он видел всё это в самом первом своём перемещении во времени…

Тогда Караев никак не мог понять, почему он увязался за этими шкафообразными субчиками. И не знал, где находится. Да и знать не мог. Потому что аппарат выкинул его в один из фрагментов будущего.

Два года назад он увидел себя на два года вперёд. И в то время он не мог знать о новых, придуманных им особенностях своего устройства.

Вот почему лица сопровождавших его громил казались ему знакомыми. Он знал теперь всё, что произойдёт с ним, вплоть до того, как доктор Маккормак, оставшись в своём кабинете один, с любопытством оглядится и широко улыбнувшись произнесёт:

— Вы здесь, профессор?

ГЛАВА ВОСЬМАЯ Смерть принцессы Дианы

— Эм, вернись! — обрушив на стол кулак, крикнул Кесслер.

Эмори, махнув рукой, с твёрдой решимостью не отвечать и не заговаривать, продолжал идти к двери.

Поняв, что вырвавшийся из него гневной вспышкой окрик не остановит друга, Кесслер усилием воли заставил себя успокоиться. Он это мог. Работа приучила.

— Пожалуйста, Эм, — потребовал он. — Ты не представляешь, чем рискуешь…

Маккормак остановился.

— Чем рискую? — раздумчиво произнёс он. — Чем рискую, я знаю. Я рискую тем, что для тебя, впрочем, как и для всех сотрудников ЦРУ, не представляет никакой ценности.

— Почему же? Мы любим жизнь. Очень любим. Как, впрочем, — Кесслер криво усмехнулся, — все люди…

— Мне грустно, Дэнис. Ты стал непонятливым. Это синдром высокого кресла, — мрачно заметил Маккормак.

— Разве речь идёт не о жизни, Эм?

— Нет, Дэнис. Речь идёт о чести, — и, сделав шаг от двери к Кесслеру, добавил:

— Унизительно жить с бесчестием. Какую бы пользу оно не принесло. Даже славу Нобелевского лауреата…

— Хорошо, Эм. С «нобелянтством» я переборщил… Но ради Америки, ради Отечества — ты должен сделать это.

— Как ты испортился, сэр, — сдобрил он сарказмом обращение «сэр», — такого низкопробного пафоса раньше ты себе не позволял… Подлость ради цели — это вероисповедание политиков, военных, сотрудников спецслужб и бизнесменов… А если уж говорить в твоём ключе, о моей Америке я лучшего мнения.

— Эм, ты меня оскорбляешь. Не находишь?

— Нет, Дэнис. Нет! Не оскорбляю. Я выговариваюсь перед своим школьным другом, перед однокашником по Гарварду, в конце концов, — перед умным и тонким человеком. И мои слова за оскорбление могло принять твоё кресло, говорящее твоим голосом…

Кесслер рассмеялся.

— Все врачи болтуны. Человек умирает, у него глаза прут на лоб, а доктор, вроде тебя, держит его за запястье и проникновенно говорит:

— У вас всё хорошо. Всё путём… Ничего, что ты дрыгаешь ножками… Такое бывает перед поправкой…

— Ты же не отдаёшь концы, Дэнис. Ты подбиваешь меня на черт знает что.

Кесслер вышел из-за стола и молча подошёл к нахохлившемуся Эмори. И вместо извинений, закинув, как в детстве, ему на плечо руку, повёл к своему столу.

— Я не хотел, и, признаться, не имею права… Но ради тебя, я, лорд-владетель высокого кресла ЦРУ, сделаю исключение… Покажу пару документов — донесения наших секретных агентов из Парижа и Баку. Садись и читай. Быть может, это тебя проймёт… Может…

Усадив Маккормака за приставной столик, он открыл сейф и извлёк из него достаточно объёмистую папку. Отколов из неё несколько страничек, он протянул их Маккормаку.

— Читай, профессор, читай. Тебе будет интересно, — пообещал Кесслер.

Первые же две строчки притянули к себе как магнит.