Месть оптом и в розницу

Дверь распахнулась, и на пороге возник мой мучитель.

– Ир, ты заболела? Что с тобой? – Он присел на край кровати и погладил меня по волосам. – Ты чего убежала, мне ничего не сказав?

– Не трогай меня! – подскочила я на пружинном матрасе. – Хочешь убить беззащитную девушку?! Ну, так давай! Как удобнее? Резать? Душить? А может, как-нибудь поэкзотичнее придумаешь? – У меня начиналась настоящая истерика.

– Ты что, совсем рехнулась? На нервной почве головой тронулась? Зачем мне тебя убивать, скажи на милость? – изумился Иван.

– Я разоблачила тебя, это ты убил отца Ксенофонта, – заикаясь, выдавила я.

– Разоблачила? Меня? – еще больше удивился он. – Ничего себе! И когда это тебя осенило, душа моя?

– Как только я нашла улику, я сразу поняла, что это ты.

– И что это за улика? – очень серьезно спросил он. – Если не секрет, конечно.

Дрожащей рукой я протянула ему крест.

– Ну, и что это такое? – Иван недоуменно вертел «улику» в руках.

– Крест батюшки Ксенофонта.

– Где ты его взяла, горе мое? – устало вздохнул он и положил крест на стол. Потом повернулся ко мне: – Что ты молчишь? Говори уж, раз начала.

– У тебя в машине, – выпалила я и уставилась ему в глаза, стараясь определить, какое впечатление произведет на него это признание.

– Где-где?! – неподдельно изумился парень. – В моей машине? В уазике, что ли?

– За задним сиденьем твоей машины, – твердо повторила я. – Ксенофонт уезжал от нас с этим крестом, а когда мы с Виктором нашли его с ножом в горле на ферме, креста на нем уже не было. Это совершенно точно. Значит, он потерялся по дороге.

– И как он оказался в моей машине, по-твоему? – Иван теперь действительно выглядел не на шутку озадаченным.

– Ванечка, миленький, придумай что-нибудь, чтобы найти объяснение этому кошмару! – Я не могла больше сдерживать рвущиеся наружу рыдания. – Я не переживу, если и ты окажешься предателем. Как тогда жить?! Ну скажи, как?! А главное, зачем?

Иван взял меня на руки и стал баюкать, как маленького ребенка, приговаривая:

– Ну что ты, глупышка, все разрешится, все будет хорошо. Конечно же я не предавал тебя. Как ты подумать могла такое? Ведь я же люблю тебя. Ты поспи, а я постараюсь разобраться с этим недоразумением. Ты ведь веришь мне, родная моя?

Господи, как же мне хотелось ему верить! Я бы полжизни отдала, чтобы мои подозрения оказались ошибкой и глупостью. Я так и заснула на руках у любимого, подозреваемого мною в ужасных преступлениях, но все равно такого близкого и родного.

Глава 13

Ночью мне снились кошмары. Трупы в белых саванах, взявшись за руки, водили веселый хоровод. В центре круга вприсядку лихо отплясывал мой любимый. Батюшка Ксенофонт безостановочно махал крестом, одновременно посасывая самогон из бутылки. Потом все перемешалось, и появилась Регина верхом на белом коне. А морда у коня была почему-то Витькина. Среди веселящейся толпы степенно ходила Матрена с корзиной «чупа-чупсов» и угощала ими всех присутствующих. А под ногами у нее путался откормленный рыжий кот с гантелью в зубах…

Проснувшись, я долго не могла прийти в себя после увиденного во сне зрелища. Мучительно соображая, что бы оно могло означать, я повернулась на другой бок и увидела Ивана, сидящего за столом. Перед ним лежал крест отца Ксенофонта и пепельница, почти доверху набитая окурками. Выглядел он ужасно уставшим и крайне озабоченным. Я завозилась, устраиваясь поудобнее, пружины предательски скрипнули.

– Ну что, товарищ прокурор, изволили проснуться? – с усмешкой, но мягко и даже как-то нежно спросил он. – К вам приблизиться-то можно? Или опять драться начнете? – Голос его звучал так грустно, что мне захотелось плакать.

Я соскочила с кровати, подошла к Ивану сзади и обняла его. Потеревшись щекой о плечо любимого, прошептала:

– Прости меня, пожалуйста! Я просто сошла с ума, если смогла заподозрить тебя. Ты самый-самый хороший, самый-самый добрый, самый-самый красивый…

– Не подлизывайся, – он притянул меня к себе и поцеловал, – я не обиделся… Честно говоря, я здорово испугался за тебя. Я ничего подобного и предположить не мог. Ты просто в тупик меня поставила своими обвинениями. Никогда раньше не чувствовал себя таким беспомощным и растерянным. Я видел, насколько тебе тяжело и страшно, но ничего не мог с этим поделать… Даже не знал, что сказать… – Он посмотрел на мое помятое лицо, растрепанные волосы и заботливо поинтересовался: – Может, кофе сварить? Головка-то не болит после вчерашнего?

– Болит, еще как, – смущенно призналась я.

– Пить надо меньше, а то глушишь, как мужик-кузнец.

– Ругай меня, милый. Ругай, только не обижайся. Тогда я, может, не буду чувствовать себя такой ужасно виноватой. А хочешь, я сама кофе сварю? Ну как бы в компенсацию за нанесенный моральный ущерб… И еще могу бутербродов сделать…