Месть Осени

– Хельга не пыталась запихнуть свою силу в живого человека, а потом его прикончить, – отрезал Антон.

Я развернулась к нему. На губах застыла фраза о том, кто нанес Тёме тот последний удар. Но Антон продолжал смотреть на застывшую картинку за окном и сам казался чем-то вроде изваяния – холодный, чужой и бесстрастный.

– Я не знала, что это так закончится, – тихо сказала я.

Он хмыкнул:

– Спросить же не у кого было.

– Разве Смотрящие не для того существуют, чтобы не допустить подобного? Скоро ведь все поймут, что с зимой и летом что-то не так!

– Не лезь к ним лишний раз.

Антон отошел к раскладушке. Поправил одеяло на груди у Вани, пригладил его черные локоны с проблесками седины. Одет он был по-домашнему, в шаровары и футболку. Я вдруг поняла, что ни разу не спросила, чем он теперь занимается. Не похоже было, чтобы ходил на работу.

Бросив последний взгляд на Ваню, я вышла в коридор. Под ноги тут же скользнула черная кошка с белым пятнышком на грудке. Мася. Я наклонилась, протянула к ней руку, но погладить не решилась. После того, что я сделала со Сметаной, она меня не слишком жаловала.

Точно. Сметана.

– А где Сметана?

– Что? – Антон тоже вышел в коридор и прикрыл дверь. Лицо его по-прежнему ничего не выражало.

– Ты же говорил, что вода Дарины ее оживила.

– Я знаю, что я говорил.

Антон уперся кулаком в проем двери, другой рукой взъерошил ежик едва отросших волос. Желудок скрутило дурным предчувствием.

– Так где она?

Он задрал голову. В тусклом свете единственной лампы матово блеснули белые шрамы на горле и ключицах. Я видела, что он злится. Он теперь почти всегда злился, когда мы встречались.

– Иди домой, Вера, – наконец устало сказал Антон.

– Что ты с ней сделал?

– Я – ничего.

– Я же извинилась! Раз двести, – добавила я себе под нос и вдруг, поймав его взгляд через коридор, отчетливо поняла: он тоже перестал спать.

Не знаю, кто первый шагнул навстречу: я или он. Антон внезапно оказался так близко, что в нос мне ударил запах коньяка. Крепко схватив за запястье, он потащил меня к себе в комнату. Это было так неожиданно, что я даже не вырывалась. Опомнилась только напротив по-армейски застеленной серым покрывалом кровати. Но Антон уже и сам меня отпустил.

– Что я с ней сделал? – глухо повторил он. – Смотри.

Поверх шерстяного покрывала лежало что-то, издалека напоминающее шаль, – черное, скомканное и взъерошенное. Оно подняло маленькую ушастую голову и обратило на меня неподвижные зрачки.