Месть ожившего болванчика

— А он не боится, что ребята примут его за чудика?

Я пожала плечами.

— Мне этого не понять. Думаю, он просто хочет внимания.

— Папа говорит, что уже где-то видел болванчика Итана, — заметила Молли. — Только не может вспомнить, где.

— Не будем об этом, — пробормотала я и взглянула на часы. Почти половина девятого. — Мне пора домой, писать это чертово эссе. И так я у миссис Хагерти на дурном счету.

— Ого. Глянь-ка, — проговорила Молли, вперившись на монитор. — Фотки Синди Сигел с ее вечеринки на той неделе. Божечки… Не могу поверить, что она это выложила. Если ее родичи их увидят…

В итоге я провела у Молли еще час. Затем я поспешила домой писать эссе. Его надлежало сдать уже завтра, и я знала, что мне нельзя напортачить.

Мама и папа сидели в гостиной, смотрели какой-то фильм. В доме пахло попкорном. Они каждый вечер едят попкорн. Дескать, он низкокалорийный, вот только они хряпают его огромными мисками!

Я хотела было подняться по лестнице в мансарду… но тут вспомнила, что это больше не моя комната. Так что я развернулась, прошла по коридору и вошла в свою каморку для шитья.

Включила свет — да так и ахнула.

— О не-е-ет…

Мой плакат.

Мой плакат с «Черепаном».

Стеклянная рамка была разбита.

На полу я увидела зазубренные осколки стекла.

Я застыла в дверях, не в силах сделать больше ни шагу. Мой взгляд был прикован к битому стеклу.

И тут я увидела длинный разрыв на середине плаката. Он был разорван напополам. А лицо Баззи… оно отсутствовало. Его просто выдрали.

Сердце колотилось у меня в груди. Внезапно меня охватило холодом, словно комната превратилась в лед.

Я заморгала, пытаясь избавиться от этого зрелища.

И тут мой взгляд остановился на портрете Фиби. Я снова ахнула при виде красных усов, намалеванных на морде собаки. И красных клякс на ее глазах.

— У-у-у-у-у! — Я так сильно сжала кулаки, что ногти вонзились в ладони.

Я сделала глубокий вдох. Потом еще один. Но не могла успокоиться.

— Это последняя капля, Итан, — пробормотала я сквозь сжатые зубы. — Это не смешно. Это подло и жестоко.

Я повернулась и вышла из комнаты, направляясь к лестнице в мансарду.

Что я собиралась делать? Не знаю. Я не могла мыслить трезво. Перед глазами стояли намалеванные красные усы. Я буквально видела все в красном цвете!

Мне хотелось разорвать Итана пополам — как он разорвал мой плакат.

Я протопала вверх по лестнице, по-прежнему сжимая кулаки.

— Это уж слишком, — бормотала я. — На этот раз ты зашел слишком далеко.

Я ворвалась в комнату, темную, за исключением слабого света от маленького ночника на полу. И чуть не споткнулась о ворох грязной одежды, сваленной прямо посреди ковра.

Пинком отбросив с дороги джинсы, я подлетела к кровати Итана.

— Итан?..

Потребовалось время, чтобы глаза привыкли к тусклому серому освещению. И тогда я увидела болванчика, растянувшегося на кровати, положив голову на подушку.

— Итан?..

В кровати его не было.

Что?

Из ванной комнаты внизу до меня донесся шум льющейся воды. Я поняла, что Итан, видимо, принимает душ.

На мгновение я застыла на месте, сжимая и разжимая кулаки.

А потом отпрянула назад, когда болванчик зашевелился.

Его голова дернулась. Мистер Негодник резко сел. Голубые глаза со щелчком открылись.

Безобразный болванчик устремил взгляд на меня.

И прошептал хрипло:

— ТЫ МНЕ НЕ НРАВИШЬСЯ, БРИТНИ!

11

У меня перехватило дыхание. Я отпрянула и ударилась о стену.

Болванчик смотрел на меня с гнусной усмешкой. Затем он медленно откинулся на подушку.

«Этого не может быть!» — говорила я себе.

Но это было. Здесь происходило что-то ужасное.

Итан внизу. Болванчик садится сам по себе.

И он ГОВОРИТ!

И он НЕНАВИДИТ МЕНЯ!

На дрожащих ногах я отлепилась от стены. Я не сводила взгляда с Мистера Негодника. Его глаза оставались широко раскрытыми, пялясь в потолок. Но он больше не двигался.

Я заковыляла к двери. Споткнулась о джинсы на полу. Тяжело дыша, добралась до лестницы.

«ТЫ МНЕ НЕ НРАВИШЬСЯ, БРИТНИ!»

Хриплый шепот болванчика до сих пор звучал в ушах.

— Ты не живой! — закричала я, перепрыгивая через две ступеньки за раз. — Ты не можешь быть живым!

Я не могла держать это в себе. Я была слишком напугана. Я должна рассказать маме и папе.

Я ворвалась в гостиную. Там царила темнота, не считая мерцания телеэкрана. Родители всегда гасят свет, когда смотрят кино.

Они сидели рядышком на диване, держа на коленях миски с покорном. Когда я влетела в комнату, мама подскочила. Она попыталась поймать свою миску, но та опрокинулась на пол. Попкорн брызнул во все стороны.

— Бритни, ты напугала меня! — воскликнула мама. — Погляди, что я из-за тебя наделала!

Папа поставил фильм на паузу и, прищурившись, посмотрел на меня.

— Ради Бога, что стряслось?

— Я… я… — заикалась я. — Что-то… — Я хватала ртом воздух.

Папа подтащил меня к дивану. Я плюхнулась рядом с мамой.

— Ты вся дрожишь, — сказала мама. — Ты заболела? Тебя лихорадит?

— Это все… болванчик, — выдавила я наконец. — Болванчик Итана.

Они уставились на меня.

— Это безумие, — проговорила я. — Понимаю. Но я говорю правду. Он живой. Он действительно живой!

Мама обняла меня рукой за плечи.