Месть палача

Неужели во всем этом одна причина – несколько рыцарей, уничтоживших кубло разбойников в самой столице? А может быть, рождающаяся в народе уверенность в то, что их василевс способен навести все же порядок твердой рукой, при этом сурово карая преступников, от которых страдает каждый гражданин империи. Или все же издерганному налогами, страшными слухами и тяжелыми, голодными буднями народу пришлось по душе приятное для слуха происшествие, тысячекратно по тысяче нашептанное мужьям возбужденными женскими губами – мужчины защитили женщину! Любящий юноша спас любимую девушку! Рыцарь телом и душой вырвал даму своего сердца из когтистых лап жестоких разбойников!

Как бы там ни было, но сейчас все внимание собравшихся было сосредоточено на василевсе Иоанне Кантакузине, в правление которого состоялось приятное и важное для народа событие, которое в последствии станет, возможно, легендою.

– Вот они! – уже громче возвестил Никифор.

– Да это же… – василевс не закончил и только махнул шелковым платком. – Почему мне сразу же не сказали, что эти «спасители дамы» – каталонцы?

– Недобросовестность, неумение правильно отнестись к возложенным обязанностям, глупость, поспешность многих ваших чиновников, мой автократор, – вот причины того, что так трудно мы движемся по пути воскрешения былой мощи и славы империи. Что тут сказать? Что тут спросить? Или спросить и сказать?

Никифор широко обмахнул рукой всех тех, кто стоял за роскошной колесницей василевса.

Родственники, личные друзья, советники, первые помощники, эти высоко вознесенные в чинах и наградах вельможи – все втянули головы в плечи, будто парадинаст махнул не рукой, а огромным разящим мечом.

Таким, например, как возложили у ног василевса ненавистные византийцам каталонцы.

– Любопытно, – сжал губы Иоанн Кантакузин.

Взгляд василевса перемещался от «Когтя дракона» к «Пламенеющему» и не мог остановиться ни на одном из них.

Сиятельные вельможи, воины стражи, множество слуг не устояли на месте и в нарушении малого выезда василевса надавили друг на друга, образовав круг.

– Мы слышали и видели многие тяжелые и большие мечи, чаще всего привезенные доблестными рыцарями, направляющимися в святые земли. Есть и у нас особое оружие. Но таких мечей я не видел, ни у друзей, ни у врагов, – вместо приветствия и прочих слов, положенных, согласно «Книги церемониалов», тягуче вымолвил Иоанн Кантакузин. – Что скажешь, мой катепан Фока?

Тот, кому была поручена стража «Золотой палаты», боком вытиснулся из плотного круга придворных и народа, окольцевавших пятерых воинов вышедших на внутреннюю площадь «Золотых ворот» и возложивших у ног василевса свои мечи.

Катепан Фока только присел у грозного оружия, но так и не решился взять ни единого меча в руки. Ни крупных, но привычных, трех мечей каталонцев, ни тех двух «чудовищ», от которых не мог оторвать свой взгляд автократор.

– Испанские мечи мне знакомы, – наконец осмелился подать голос Фока. – Отличные клинки из отличной толедской стали. Таким не страшны никакие удары. Крепки и даже редко когда зазубриваются… Но эти?.. Слышал многое о них, но вижу впервые. Могу сказать, что для таких мечей нужна невероятная сила, сноровка и умение. Если такие воины есть, то редкий смельчак решиться выйти против такого меча.

– Что уж сказать о разбойниках, – согласно кивнул головой василевс тысячу раз сам участвовавший в кровавых сражениях. – И где же эти – «невероятно сильные» и «умелые»?

– Это я! Рыцарь Арни де Пелак, – тут же поднялся с правого колена французский рыцарь. Он даже не повернул голову на тяжелый и продолжительный вздох главного каталонца, более похожий на рык недовольного льва.

– Вот как? – поднял брови автократор, осматривая доспехи чужеземца. – И откуда ты, славный рыцарь?

– Я только два дня назад, как прибыл в этот город из далеких земель Франции. Я готов послужить вашему императорскому величеству своим мечом «Коготь дракона». И сейчас я докажу то, что достоин двойного жалования и себе, и своему оруженосцу Жаку со вторым мечом, имеющим имя «Пламенеющий».

Не дожидаясь ничьего согласия, француз тут же схватил «Коготь дракона» и указал взглядом на «Пламенеющего» своему оруженосцу.

В тоже мгновение толпа дрогнула и, как волна от брошенного в воду камня, расширила круг, настолько насколько позволяла площадь и масса различного люда, собравшегося в этот день на ней. А в центре так и остался василевс, стоящий в позолоченной колеснице, его верный возничий, и (хвала Господу!) два десятка варягов из личной охраны Иоанна Кантакузина и… Никифор.

«Этих не устрашит ни один меч», – с уверенностью подумал автократор.

Но по мере того, как два рослых, сильных и умелых чужестранца стали размахивать и упражнять свои страшные мечи, эта уверенность стала истончаться.