По крайней мере, таковыми были почти все те, кто относился к простолюдинкам Константинополя. Те же из византиек, кто проводил свои годы в тиши и в прохладе садов дворцов были совсем другими, во многом сохранившими чистоту крови, и резко отличающиеся от уличных торговок собой и тем, на какое ремесло способны их мужья, как благородные лошади от степных полудиких лошадок. Но их практически невозможно было встретить на улицах, площадях и в тавернах города. Они восседали на балконах своих дворцов или следовали по улицам на крытых ношах. На них показывали пальцами, обсуждали и смертельно завидовали те, в крови которых смешался Запад и Восток. Они поражали белизной кожи, строгой красотой лица, грациозностью движений и неподвижностью головы.
Была ли таковой приближающаяся к василевсу девушка? Да, и даже более.
Ее высокому росту, стройности тела и необычной даже для благородных византиек чистой и белой северной коже могли позавидовать даже самые благородные из благородных. А то, что с ее лица можно было писать образ Богоматери, и говорить не приходилось. Достаточно было только взглянуть в ее огромные зеленые глаза, на тонкий нос, узкий подбородок и скромный разрез губ. Одетая в дорогие византийские одежды эта девушка резко отличалась от множества присутствующих здесь у Золотых ворот. А еще с первого взгляда можно было понять, что она чужеземка и этого не могли скрыть никакие местные шелковыми одеяниями.
– Кто ты, дитя? – опустил свою строгую руку василевс, едва девушка приблизилась к его колеснице.
Но вместо ответа девушка пала на колени и тихо промолвила:
– Простите нас, король.
– Кто? – не понял Иоанн Кантакузин.
В голове Никифора тут же захлопнулась непослушная книга и тут же открылась нужной страницей.
«О, Господи, за что такое суровое испытание!» – едва не застонал парадинаст империи и улыбнулся, счастливый от того, что у него все мигом наладилось в голове.
– Мой счастливый василевс! Я должен кое-что пояснить. Это важно и… забавно, – приподняв кончики губ еще выше, Никифор вплотную подошел к колеснице и даже позволил себе приманить внимание Иоанна Кантакузина движениями ладоний.
Заинтригованный василевс чуть склонился над своим верным слугой Никифором.
– Не хотелось бы начинать с неприятного… Но это начало. Вы помните Джованни Санудо?
– Этого мерзавца и наглеца? – изумленно поднял брови василевс.
– Да того самого, что принес некоторые… Неприятности нашей державности.
– Этот герцог, в компании госпитальеров[233]
захватил наш остров Лесбос… Это всего лишь неприятность? И мне пришлось лично его выбрасывать оттуда.– Это было так давно… По молодости лет этот горячий Джованни был на многое глупое способен. Но потом… Но потом он стал на службу Господу. Говорят, Господь ему все простил за те ратные подвиги, что сотворил он будучи братом-гостем Тевтонского ордена. И не только ратные… Многие очень знатные дамы… Гм-м-м… Как это сказать… Как это правильно выразить…
– Что ты хочешь сказать, Никифор? Неужели то, что эта прекрасная девушка плод этих самых твоих гм-м-м…
– Она воспитывалась в северных землях, во дворце короля. Поэтому все повелители для нее короли. Что еще сказать?.. Что знаю, то и скажу. Этот мерзавец герцог Джованни Сануда, в последнее время оказавший империи множество услуг и даже предоставивший в наше распоряжение двух знатных и великих мастеров строительства крепостей и военных механизмов из Венеции, направился в эту самую Венецию не только за этими нужными для войны мастерами, но и за… (Никифор скосил глаза на девушку). Вот только в пути на герцога и его людей напали разбойники. Раненый Джованни на миг потерял из виду эту особу. Но ее спас славный молодой рыцарь из каталонцев. Тех, кто сидят на землях Аттики. При этом он сам был опасно ранен, но девушка выходила его. Они полюбили друг друга…
Для большей правдивости Никифор склонил лицо и даже чуть порозовел на щеках над жиденькой бородкой.
– А это может быть интересно для моей Ирины, – смягчился василевс.
– Долг! – вдруг громко и четко произнес Никифор. – Долг христианина и рыцаря позвал молодого воина на стены Константинополя…
– Долг христианина и рыцаря, – кивнул головой Иоанн Кантакузин.
– А любовь… Что поделаешь, когда сердце… А душа… Едва молодой рыцарь узнал, что его любимая схвачена по пути к нему, в Константинополь, разбойниками, а те разбойники содержат свою пленницу в нескольких кварталах от его места службы, то…
– Довольно. Ты как всегда приятно осведомлен, – остановил своего парадинаста Иоанн Кантакузин и тут же обратился к девушке: – Встань, красавица. Я думаю, что услышу еще много любопытных подробностей. Интересно их будет послушать и нашей василисе, и многим при дворе и не только… Скажи мне сейчас – эти разбойники… Были ли они грубы с тобой?