Давид сгрёб меня в охапку, стиснув так, что стало трудно дышать, и затащил в кабинет, закрыв дверь пинком. Он тесно прижимал меня к себе. Его сердце под разгорячённой кожей груди билось, как сумасшедшее. Я вдыхала знакомый запах мужского тела с ароматом парфюма, только сейчас понимая, что Давид выглядит помятым и невероятно уставшим, будто не спал несколько дней.
Большие горячие ладони гладили мои плечи и спину, пальцы запутывались в волосах, сжимая пряди. Давид нагнулся и горячо шептал мне в макушку:
– Я чуть с ума не сошёл от беспокойства, когда увидел, что тебя нет… А потом соседка сказала, что видела, как ты садилась в серый Мерседес. И я подумал, что… Охренеть, Бэмби… Да я едва не сдох! А сегодня из морга позвонили…
Марков стиснул меня ещё крепче, я вскрикнула. Ещё немного, и он меня точно раздавит.
– Тебя же не было утром, – всхлипнула я, – вот я и решила…
– Что я наигрался, получил желаемое и решил, что с тебя хватит? – уточнил Давид.
– Угу… – подтвердила я. Лицо Давида расплывалось.
– Дурёха. Я за завтраком поехал. В доме же ещё нет ничего. Абсолютно. Ни единой крошки. А ты…
Давид принялся целовать моё лицо, покрывая горячими поцелуями щёки и нетерпеливо впиваясь в губы. Он оторвался всего на мгновение, чтобы сказать:
– А то, что я тебе говорил… Бэмби!.. Мне тебя не хватит никогда. Ясно? Я тебя постоянно буду держать возле себя и наказывать. Собой. Всю свою жизнь.
Давид подхватил меня на руки и опустился на диван, устроив у себя на коленях. Он прижался губами к моей шее, целуя, а пальцы начали шарить по спине в поисках застёжки-молнии.
– Давид…
– М-м-м? Что?..
– Мы в офисе… Тут людей полно!
Давид оторвался и посмотрел на меня. В малахитовых глазах горел огонёк жажды и нетерпения.
– И что? Мой офис, моя женщина. Что хочу, то и делаю. А сейчас я хочу тебя!
Давид теснее прижал меня к себе, толкнувшись бёдрами вверх, давая понять, как сильно он меня хочет. Чёрт!.. Я прикусила губу, гася непроизвольный стон. Давид нахмурился:
– Это что ещё такое? Я же говорил тебе, не люблю, когда ты кусаешь свои губки и пытаешься себя сдерживать. Эти губки должен кусать только я! И если тебя смущают посторонние…
Давид снял меня с колен и решительно пересёк кабинет, распахнув дверь.
– Все свободны! Объявляю внеплановый выходной! Освободите помещение!..
– О-о-о, ожил! – засуетился Савелий.
– И ты тоже проваливай! – нетерпеливо прикрикнул Давид. – Пошевеливайтесь, пошевеливайтесь! У вас всего одна минута, чтобы покинуть офис и тем самым заслужить премию!
Бухгалтер обрадовано пискнула и побежала разносить новость. Сотрудники радостно загудели и потопали на выход из своих кабинетов. В коридоре царило небывалое оживление. Здоровяк Антон подошёл к дверному проёму и заглянул в кабинет Давида.
– А ты кто такой? – недовольно спросил Давид у здоровяка.
– Я так понимаю, что у вас всё в порядке, да? – спросил здоровяк.
– Да, – радостно заулыбалась я.
– Хорошо, – пробасил здоровяк.
– А ты-то ей кто? – Давид повторил свой вопрос недовольным голосом и напрягся.
– Никто, – заулыбался здоровяк, – я мимо проходил. Сознательный просто…
– Я рад. А вы лучше займитесь Алиной, нашим бухгалтером, которая тут сидела. Она от шока почти в бессознательном состоянии. Спасёте одинокую женщину.
Давид закрыл дверь на ключ и подошёл ко мне, потянул за руку, вынуждая подняться.
– Как я по тебе соскучился, Бэмби! – выдохнул на ухо, отстранился, вглядываясь в глаза. – И ты смогла вот так просто уйти от меня?
– Ты же говорил…
– Я много чего говорил. Но неужели было непонятно, что ты нужна мне? Я не собирался тебя отпускать, моя сладкая. А ты коварно сбежала!
– Я не сбежала, – я обняла Давида, млея от нашей близости, – я хотела тебе сказать накануне, что мне нужно съездить в Рязань. На годовщину смерти мамы. Но ты мне не дал сказать.
– А телефон?
– У меня его украли. На вокзале. Я даже не заметила, как это произошло… Поняла только когда в поезде ехала. В Рязани нужно было немного задержаться, потому что на могилке мамы земля просела и памятник покосился. Пришлось искать рабочих, ждать, пока всё исправят…
– Почему ты мне не позвонила? Номер наизусть не помнишь?
– Помню, Давид. Но я думала, что ты не хочешь меня видеть и слышать. После всего, что было. После всех этих пакостей.
– Дурёха моя, – поцеловал меня в губы Давид, – я выразился не самым лучшим образом. Чёрт… Я говорил, как самая последняя сволочь и вёл себя ещё хуже. Но хотелось тебя хоть как-то привести в чувство и дать понять, что нельзя портить людям жизнь на основании призрачных домыслов. Нельзя играть на их чувствах.
– Прости, Давид! Мне очень стыдно.
– Когда ты так на меня смотришь своими оленьими глазками, я готов тебе простить что угодно, Бэмби, – улыбнулся Давид.
– И я не играла с тобой. Ты мне на самом деле очень понравился.
– Понравился? – переспросил Давид. – Я без тебя едва не помер, сходя с ума от беспокойства… И когда позвонили и попросили приехать на опознание… Бля, это был самый хреновый момент в моей жизни. Мне даже жить расхотелось. А ты говоришь, что я тебе просто нравлюсь…