Месть Розы

— Как пожелаешь, о господин.

— Мой милый раб, я люблю тебя! Милый, милый, послушный раб! О, как я люблю тебя!

— И я люблю тебя, господин, — с горечью отозвался Гейнор, и в голосе его слышались отголоски тысячелетий потерь и разбитых надежд. — Я твой раб.

— Мой раб! Мой прелестный раб! Так не снять ли тебе шлем и не явить ли мне свое лицо?

— Не могу, господин. Мне нечего явить. Под шлемом моим — пустота.

— Да, ибо сам ты — ничто, и жизнь теплится в тебе лишь по моему попущению. Силы тебе дарует адская бездна. И алчность движет тобой. Хочешь, я уничтожу тебя, Гейнор?

— Как тебе будет угодно, господин.

— Я думаю, тебе стоит потрудиться в моих часах. Ты станешь служить мне здесь, Гейнор? Или предпочтешь продолжить поиски?

— Как пожелаешь, владыка Ариох. Сцена эта преисполнила Эльрика отвращением, и прежде всего к себе самому. Неужто и он обречен служить Хаосу столь же слепо, как Гейнор, — вплоть до утраты всякой гордости и воли? И такую цену платит каждый, кто обратится к Хаосу? Но в душе он знал, что ему Рок судил иначе. Свобода воли была его наградой — или проклятием. Или то была лишь иллюзия, питаемая Ариохом? Он содрогнулся.

— А ты, Эльрик, не желаешь ли потрудиться в часах?

— Скорее уж я уничтожу тебя, владыка Ариох, — отозвался альбинос ледяным тоном, положив ладонь на рукоять рунного меча. — Мой народ заключил союз с тобой. Но я не закладывал тебе душу. Тебе, мой господин, принадлежат только души убитых мною — не более того.

Он ощущал в себе силу, совладать с которой не сумел бы даже герцог Преисподней. Но если он лишится ее, то станет ничем не лучше Гейнора Проклятого, лишившись остатков надежды и самоуважения…

Он бросил на бывшего принца Равновесия взгляд, где не было презрения лишь понимание и безграничная жалость к этому растоптанному созданию. Ему самому оставался лишь шаг до столь же униженного состояния.

Изнутри эктоплазменной темницы донесся едва слышный визг, словно граф Машабек радовался смущению соперника.

— Ты мой раб, Эльрик, запомни, — промурлыкал владыка Хаоса. — И останешься им, как все твои предки.

— Все, кроме одного, — возразил Эльрик твердо. — Был один, кто разорвал договор, Ариох. Но я не он. Я обещал тебе, мой господин, что пока ты помогаешь мне, я собираю для тебя жатву душ — тех самых, что заточены теперь в твоих часах. Мне не жаль их, о величайший из владык, и я не скуплюсь, принося тебе жертвы. Но тебе ведомо, что без моего зова никто из богов не сможет оказаться в моем мире, ибо там нет магов превыше меня. Я один способен призвать тебя через все измерения множественной вселенной и открыть дорогу в свой мир. Ты знаешь это. И потому я все еще жив. И потому ты помогаешь мне. Я — тот самый ключ во вратах мироздания, с чьей помощью Хаос надеется рано или поздно овладеть частью вселенной, доселе не принадлежащей никому из богов. В этом моя сила. И мое право использовать ее как пожелаю и заключать любые сделки с кем пожелаю. Это мое оружие и защита от гнева потусторонних сил, их требований и угроз. Я признаю тебя своим покровителем, Благородный Демон, но не хозяином.

— Это все пустые слова, крошка Эльрик. Пух одуванчика на летнем ветерке. Вот ты стоишь здесь — и не по своей воле. И вот стою я, именно там, где хотел бы быть, благодаря собственным усилиям. Так какая свобода тебе кажется истинной, о мой скверно пигментированный зверек?

— Если ты желаешь спросить, хотел бы я оказаться на твоем месте, Ариох, или на своем, я все же отвечу, что предпочел бы остаться самим собой, ибо извечный Хаос столь же скучен, сколь и безграничный Закон или любое иное постоянство. Своего рода смерть. И мне кажется, я получаю от мироздания куда больше удовольствия, чем ты, Великий Демон. Я живу. Я еще среди живых.

Принц Гейнор Проклятый взвыл от затаенной тоски и боли, ибо, подобно Эсберну Снару, он не принадлежал ни к живым, ни к мертвым.

И тогда, верхом на эктоплазменном шаре, где рычал и царапался граф Машабек, появился обнаженный златокожий юноша, воплощенная греза Аркадии, чья краса была слаще меда, нежнее сливок, а злые глаза сверкали, полные безумия и яростной жестокости.

Ариох захихикал. Затем ухмыльнулся. И помочился на вспучившуюся мембрану, под которой его соперник, плененный силой тысячи солнц, ярился и грохотал, беспомощный, точно ласка в силках.

— Безумный Джек Поркер опять схватил калеку, прямо мозги ему вышиб, прямо до смерти забил… Жадный Поркер, Жадный Поркер, а ну подвесь его за хвостик… Сидите смирно, милый граф, умоляю, чтобы я мог устроиться поудобнее. До чего же вы невоспитанный демон, сударь. Я всегда это говорил… Хи-хи-хи… Чуете, как пахнет сыром, сударь? У вас что, с собой лед, Джим? Хихи-хи…