Месть Розы. Романы

Я следил за ними еще один день и одну ночь, идя следом за женщиной на восток, к горам, где жили дикари. Я думал предупредить ее об опасности, но вскоре стало ясно, что в предупреждениях она не нуждается, ибо чувствовала себя в этих местах вполне уверенно, как человек, привыкший жить вдали от мира. Я восхищался ею. Легкость и грация ее движений заставили меня забыть супружеские клятвы. Может быть, я следил за ней еще и поэтому. Так, оставаясь неузнанным, я узнавал ее все больше, и это наполняло меня странным ощущением власти и могущества. Ныне мне ведомо, что этим могуществом я и впрямь обладал, подобно ей самой, - и лишь поэтому она не сумела заметить меня. Будь со мной кто-то еще, она обнаружила бы нас тотчас же.

А в полнолуние я узрел, как она накинула на себя волчью шкуру, завернулась в нее, опустилась на четвереньки, прорычала детям, чтобы не отходили от огня, - и обратилась волчицей. Но меня она не заметила и не учуяла. Я оставался невидим. А она понеслась в сторону гор и к полудню вернулась с добычей - двумя овечками и мальчиком-пастушком, чье тело использовала как сани, чтобы дотащить животных. Человеческие останки она бросила поодаль и, когда вернулась к костру, вновь превратилась в женщину. Ягнятину она приготовила детям, и на ужин те наслаждались густой похлебкой, сама же, вновь обернувшись волком, насладилась человечиной. Я постарался держаться от нее подальше.

Теперь я, конечно же, понял, что женщина была вервольфом. Самым жестоким из оборотней, поскольку ей приходилось кормить еще двоих детенышей. Эти маленькие создания были еще совершенно невинны и не страдали ликантропией. Полагаю, сама она пришла к такой жизни от отчаяния, чтобы дети не умерли с голоду. Но из-за нее голодать и умирать приходилось другим, а потому я едва ли мог сочувствовать ей. И как только ночью она, насытившись, погрузилась в сон, я прокрался к огню, сорвал с дерева волчью шкуру и опрометью бросился обратно в лес.

Она мигом пробудилась, но теперь, лишенная своей магической защиты, была уже не опасна. И я сказал ей, прячась в тени: «Сударыня, у меня та ужасная вещь, с помощью которой вы погубили моих друзей и их семьи. Я сожгу ее у Каллундборгской церкви, как только вернусь. У меня не хватит духу убить мать на глазах у детей, а потому, покуда вы с ними, вам ничто не грозит. Я не стану мстить. Прощайте».

Бедное создание принялось выть и стенать. Теперь она ничем не напоминала ту уверенную в себе женщину, что так заботилась о своих детишках в лесной чащобе. Но я не слушал ее воплей. Она должна была понести наказание. Я лишь не знал тогда, насколько жестоким оно будет. «А ты подумал, как мне жить теперь, когда ты украл мою шкуру?» - вопрошала она. «Да, сударыня, - ответил я ей. - Но вам придется терпеть. Мяса в котелке вам хватит на пару дней. И есть еще мясо, что вы оставили в лесу… не думаю, что вы будете привередничать. Так что прощайте, сударыня. Вашу шкуру я сожгу на христианском костре». «О, сжалься, - возопила она тогда, - ибо мы с тобой одной крови. Мало кто способен менять облик, подобно мне… и тебе. Лишь ты мог украсть эту шкуру. Я знала, что ты опасен. Но пощадила тебя тогда, ибо учуяла родню. Так будь же милостив хотя бы к моим детям!»

Но я не стал больше слушать ее и бросился прочь. Вслед донесся жуткий вой и стенания - вопли и мольбы - страшное звериное рычание - так кричала она, лишившись единственного, что придавало ей гордости и достоинства. Удивительная ирония: нелюди сильнее всего цепляются за остатки человеческой гордости, но источником ее служит нечеловеческая сила. Лишившись одного, они лишаются и другого. Перестав быть оборотнем, они перестают быть и людьми. Нет худшей судьбы для вервольфа, как мне казалось тогда. Правда, теперь мне ведомы и худшие… более утонченные виды страдания.

Итак, я оставил женщину почти обезумевшей. Крики ее были полны невыразимой муки, но еще горшая мука ожидала ее впереди.

А дальше, сударь, была обычная история человеческой глупости и самонадеянности. Застигнутый снегопадом в восточных степях, я был вынужден накинуть волчью шкуру, чтобы согреться… А когда вернулся в Калдундборг, наши узы были куда прочнее, чем супружеские. Я искал спасения у священников, но нашел лишь страх. И тогда я ушел бродить по свету в поисках спасения, в надежде вновь стать прежним и вернуться к моей возлюбленной. Еще многие приключения ожидали меня в разных мирах, а потом я узнал, что тролль отомстил мне, обманом заключив сделку с нашим епископом. Не знаю точно, о чем они уговорились. Но собор обрушился как раз в то время, когда служили молебен по моей душе. И жена моя была там…

Вот что обещал мне Гейнор - рассказать, что за учесть постигла Хельву. И вот почему я плачу, сударь. Теперь, когда прошло столько лет…

У Эльрика не нашлось слов утешения для этого благородного человека. Ужасна была его судьба - навеки зависеть от этой проклятой шкуры, совершать самые бесчеловечные деяния… либо кануть в пустоту и никогда больше, даже в смерти, не увидеть своей возлюбленной.