Месть с того света

Горло раздирал астматический кашель. Шея конвульсивно сжималась, складываясь гармошкой возле лица.

— Охотился за ней. Но не брал я ее! — его голос сорвался на фальцет. — Не брал, говорю!

Бурсов откашлялся, в комнате нависла тяжелая пауза.

— Я давно понял, что в картине прапрадеда Вороновой содержится послание. Такие картины — большая ценность. Клара — профан в искусстве, она об этом не подозревала.

Крюков взглядом дырявил Бурсова.

— Хотите за оба экспоната ответить?!

— Не брал! — истерично выкрикнул Бурсов. Его руки охватил тремор.

Крюков достал из-под стола пакет с флаконом сальбутамола.

— Эта вещь найдена в подкопе, который вы сделали, чтобы незамеченным вынести картины.

— Это не мое, — растерянно пробормотал Бурсов. Клацнули его зубы.

— А про подкоп-то вы знаете. Вас флакон смутил, а не подкоп, — подловил его Крюков.

— Не цепляйтесь за слова! Я ничего не знал, — взвизгнул Николай.

— На флаконе ваши пальчики, — продолжал монотонно продавливать Крюков.

Бурсов закрыл лицо руками. Его накрыл приступ кашля, проступили слезы. Превозмогая одышку, он взмолился:

— Дайте сальбутамол, мне нечем дышать.

Крюков, держа пакет перед Бурсовым, начал:

— Вы сделали подкоп…

Нависла пауза. Николай, судорожно хватая воздух, сказал:

— Я сделал подкоп, нанял рабочих для того, чтобы отвлечь внимание.

— Камеры? — спросил Крюков.

— Вырубил камеры. Но когда я зашел в гостиную, "Расправы над попом" уже не было. Тогда я и решил взять утешительный приз — Рокко Форменто. И спрятал ее в туннеле.

Бурсова одолел лающий кашель.

— Можно воды? — просипел он.

Крюков положил перед ним сальбутамол.

…..

Вечером в беседке у жаровни все томились в ожидании мяса. Сальные бока кусочков румянились и вздувались, издавая шкворчащие звуки. Присутствующие пускали слюни, вдыхая нестерпимо манкий аромат шашлыка, который готовил Федор по фирменной рецептуре.

Клара с Василием обсуждали последнюю новость.

— Если Бурсов считает картину Рокко Форменто утешительным призом, то сколько же может стоить «Расправа над попом»? — задался вопросом Василий.

— Йося говорил, что эта картина ценная, — отметила Клара. — Надо ее найти.

— Она нигде не проявилась до сих пор, — задумчиво отметил Василий.

— У тебя есть мысли: с чего распутывать? — спросила Клара.

— Надо ехать на родину твоих предков. Вернуться к корням, так сказать.

Федор присел на скамью рядом с Ксюшей.

— Давай завтра уедем утренней электричкой, — сказал он, приобняв ее. — Живность кормить надо.

— Я тебе все сказала перед отъездом, — отрезала Ксения, высвобождаясь из его объятий.

— Выйдем, поговорим, — попросил Федор.

Ксения упрямо покачала головой.

— Ни к чему пустозвон разводить, — ответила она.

Настена, накрывающая на стол, заметила, что мясо осталось без внимания, бросилась переворачивать шашлыки.

— Прошу, — повторил Федор.

— Всю душу вытрясешь, — проворчала Ксения и вышла из беседки. Муж пошел следом.

Его жена стояла в свете фонарей красивая и холодная, похожая на хозяйку медной горы. Она имела над Федором абсолютную власть: могла осчастливить одной доброй улыбкой, могла и растоптать как букашку ничтожную. Ксения смотрела взглядом, леденящим душу. Под ним он терялся. Но надо собратья. Или он заберет ее, или же наутро уедет в село. И первым же делом подаст на развод. Пора разрубать гордиев узел.

— Вася говорит, что не любит тебя, — начал он.

К холоду во взгляде Ксении примешалось и презрение.

— Не возьмет он тебя к себе. Я спрашивал.

Ксения не ответила, только ее грудь стала вздыматься чаще.

— Кончаешься рядом с ним. Он ее любит.

— Она его не любит, как игрушкой вертит, — огрызнулась она.

— Женщинам нужно, чтобы их любили. А когда они сами любят, всегда быть беде.

В злом взгляде Ксюши проступила печаль.

— Я хочу в доме пристрой сделать с отдельным входом. Будет там твой кабинет, клиентов принимай, бизнес веди. Ты же давно хотела.

Ксения раздраженно смахнула слезу.

— Фрося скоро родит, с дитем приезжать будет. Она же меня за отца считает. Будем вместе внуков растить.

Ксения закрыла лицо руками и заплакала горько.

— Я… ведь… тоже любить хочу, — всхлипывая, произнесла она.

— Люби, кто же тебе мешает? Себя люби, не бегай за ним. Дочку люби, внуков, да весь мир люби. Может и мне чутка перепадет.

— Какой же ты! — разрыдалась в объятиях мужа Ксения.

…

Постелили Ксении с мужем вместе. Горько ей было от шашлыка, приготовленного мужем, который таял во рту. От того, что Федька покладистый, стелется перед ней, а она — сволочь последняя. Оттого, что душа тянулась к Василию. Отвернулась она к стене, на ласки мужа не ответила.

Как услышала мирный храп, встала, распустила косу и вышла из комнаты. Скрипнула половица, огляделась Ксения. Пробежал мороз по коже. Рядом, совсем рядом оно. Темное и липкое. Неотвратимое. Но и Кларина энергия была повсюду. Сильная, упругая. Золотистым облаком покрывающее жилище. Ксения увидела это свечение сразу же с первого дня. Клара, как ворона, на золоте помешана, и аура ее золоченая.

— Мяу! — требовательно вскрикнул кот, взявшийся непонятно откуда.

— Молчи, дрянь, — ругнулась Ксения.

Она дошла до комнаты Василия, провернула ручку, вошла.