Вокруг колесницы размещалась толпа полуголых баядерок в старинных поясах, с золотыми кольцами в ушах и ноздрях. Во время движения женщины исполняли национальный танец, и порою их сладострастные позы воспринимались присутствующими как вызов устоявшимся традициям. За колесницею следовали брамины. Шествие замыкал отряд туземных солдат.
Пушки палили, почти не утихая, а трубы и ружейные выстрелы звучали, перемешиваясь между собой, и не умолкали, словно на площади развернулось боевое сражение.
Облокотившись на мягкие подушки балкона, принцесса Джелла и раджа смотрели на это зрелище. Раджа обернулся к принцессе.
— Чего же там ждут? — спросил он.
— Не знаю, — отвечала Джелла, — минута как нельзя более удобная.
Не успела она договорить этих слов, как раздавшийся пронзительный свист перекрыл ужасный шум, о котором мы, употребив все старания, уже рассказали нашим читателям. Свист этот был одним из условных сигналов.
В толпе произошло заметное оживление. У входа на улицу, на которой мы оставили Джорджа Малькольма, окруженного отрядом сипаев во главе с лейтенантом Мидлеем, группа человек в двадцать стала стремительно перемещаться к арестанту и его окружению.
— Дургаль, — проговорила принцесса, — взгляните, вот они!
В самом деле, появившимся на площади солдатам в красных мундирах преграждала путь возбужденная толпа бенаресцев.
— Сипаи! Сипаи! — слышалось в толпе.
Раздался голос Согора.
— Сипаи, — указал он на охрану, — ведут в крепость англичанина.
— Гнусного убийцу, — прибавил Голькар.
— Отцеубийцу, — добавил Согор, — и, увидев, что его слова не произвели на слушателей должного эффекта, повторил: — поймите, это отцеубийца! Смерть нечестивому, поднявшему руку на своего отца!
Толпа закричала от возмущения и стала сближаться вокруг стражников, выкрикивая проклятия и угрозы:
— Смерть отцеубийце! Смерть ему! Смерть!
Казиль слышал эти угрозы, и, как змея, скользил среди толпы, устремляясь к тому месту, где шли сипаи, которым в двадцатый раз преградила путь живая человеческая стена.
— Расступитесь, — кричал лейтенант Мидлей, — дорогу, дорогу!
Но никто не отреагировал на это требование. Тогда Согор еще более громким голосом закричал:
— Это отцеубийца! Смерть ему! Смерть!
— Смерть ему! — раздался грозный рев толпы.
Взоры пришедших на праздник сверкали диким огнем, лица выражали крайнюю степень ненависти, руки инстинктивно сжимали рукоятки кинжалов.
Положение становилось отчаянным, что хорошо понимал и лейтенант Мидлей.
«Сэр Джордж погибнет, — мелькнула у него мысль, — но на мне лежит ответственность за него, и я скорее дам убить себя, чем позволю толпе свершить дикую расправу над человеком, чья вина в убийстве еще не доказана судом».
И он крикнул повелительно:
— Прочь!
В ответ раздался глухой ропот разъяренной толпы. Нужно было, не задумываясь, прибегнуть к решительным мерам.
— Внимание! Слушай мою команду! — закричал лейтенант. — В штыки!
Сипаи какое–то мгновение колебались, но привычка к дисциплине взяла верх, и они повиновались.
— Шива! Шива! — напомнил Согор.
— Шива! Шива! — повторили факир и Голькар одновременно.
Это был второй сигнал. Толпа бросилась на сипаев, пытаясь испытать их твердость напоминанием имени богини мести Бовани.
Услышав это слово, сипаи тотчас же переложили ружья на плечи, дав понять, что дальнейшее их не интересует, и удалились, предоставив пленника ярости фанатиков. Приказ губернатора о сопровождении и защите арестованного был ими мгновенно забыт.
— Низкие, гнусные изменники! — возмущался лейтенант, и в голосе его слышалась бессильная ярость.
Держа шпагу в руке, он бросился к Джорджу, чтобы защитить его, как бы опасно это ни было. Но что значил один человек в сравнении с целой толпой! Его шпага сильным ударом палки была немедленно сломана, а сам он бессильный в массе был затерт ею и, передаваемый из рук в руки, не в силах противиться этому, все дальше и дальше отдалялся от Малькольма.
«Кажется, и мне придется идти вслед за отцом, — подумал Джордж, — хотя я и не успел отомстить за него, но бедный отец простит меня!»
Потом он, будто рассуждая вслух, громко произнес:
— Как ужасно умирать, не имея ни малейшей возможности защититься. Если бы у меня было оружие! Кто даст мне его?
— Я! — тихо ответил позади него знакомый голос. И Казиль, как будто выскочивший из–под земли, подал ему кинжал.
— Благодарю, дитя мое, благодарю! — закричал признательно Малькольм, — теперь я в руки не дамся!
И он схватил оружие.
— Бороться бессмысленно, — заметил Казиль, — если бы вы уговаривали своих противников до самого вечера, чтобы они вас не трогали, то и тогда вы были бы побеждены. Бегите к Гангу, он там.
— Смерть ему, смерть! — вопила между тем толпа, все более и более приближаясь к своей несчастной жертве.
— А, разбойники! — воскликнул Джордж, — нет, вам не удастся захватить меня живым, — и он взмахнул кинжалом, — я заставлю вас расступиться. Что, трусы, не ожидали?