Отпустив девушку, бывшая слизеринка погладила свой большой живот и одарила Гермиону сладкой улыбкой.
– Слава богу, ты в порядке, Миона. Рон сказал нам, что ты просто убежала после того, как он попытался сделать тебе предложение, – на мгновение она выглядела озадаченной, прежде чем, слегка наклонив голову, поинтересоваться с любопытным прищуром. – Почему ты…
– Не верьте всему, что слышите, – пробормотала она, когда Гарри выходил из уютной гостиной.
Он тотчас повернулся.
– Рон сказал, что сделал тебе предложение…
Гермиона резко прервала парня:
– А он упомянул, что перед этим я застала его в постели с другой ведьмой… на НАШЕЙ кровати? И после этого! После этого он имел нахальство сделать мне предложение!
Ошеломленная тишина последовала за ее восклицанием, а Гермиона пыталась выровнять дыхание. Гнев и обида, поутихшие за последние две недели, вспыхнули вновь словно промасленная тряпка, брошенная в костер. Девушка почувствовала, как к горлу подступил ком, а из глаз по щекам побежали слезы. Душившие воспоминания требовали выхода.
Она злилась на себя за то, что не смогла сдержать слез. Это было так глупо… Последние две недели она провела, прокручивая в голове свои шестилетние отношения снова и снова. Что она сделала не так? Неужели она виновата? Конечно, она не была ведьмой года, но и не была же настолько отвратительной, чтобы… или… ведь Рон сказал…
Горькие рыдания нарушили напряженную тишину комнаты, и Гермиона заморгала, не справляясь с большим количеством слез.
Панси крепко прижала к себе плачущую Гермиону.
– Тсс… Тсс… Все будет хорошо. Рон идиот, но он все еще любит тебя, только ты… не волнуйся… Я уверена, что он извинится и все будет по-старому. Вот увидишь, через несколько недель вы уже снова будете вместе…
Гермиона в отчаянии потянула себя за волосы, крик застрял в горле.
– Нет! Я не хочу! Ты… ты не слышала, что он сказал… – Она отругала себя, поскольку ее голос дрожал от гнева и раздражения.
Гарри сжал руку пышноволосой ведьмы.
– Что он сказал?
Гермиона на мгновение замолчала, переводя дыхание.
– Он сказал… Он сказал, что никто больше не захочет меня…
Панси сочувственно проворковала, но Гарри только улыбнулся:
– О Миона… Ты же знаешь Рона, он такой темпераментный… Я уверен, что он ничего не имел в виду из того, что сказал. Ты просто слишком остро реагируешь, – он добродушно усмехнулся.
Панси послала своему другу уничтожающий взгляд и сжала губы, готовая вот-вот осадить парня резким словом. Гермиона ее опередила. Резко замахнувшись, она влепила Поттеру пощечину.
Гарри потрясенно уставился на подругу, которая неотрывно глядела на красный отпечаток руки на его распухшей щеке.
– Он… он… – она сглотнула и резко выдохнула. – Он обманул меня… оскорбил меня…– Гермиона мысленно проклинала свой дрожащий голос, – и ты имеешь наглость говорить мне, что я слишком остро реагирую?
Она отпрянула от него, ее глаза горели подавляемой яростью. Ее рот открылся и закрылся… и открылся снова, но ни одного слова не слетело с губ. Гермиона была в замешательстве. Что она могла сказать? Это было так чертовски типично… мальчишки всегда держались вместе… а она всегда была сбоку.
Воспользовавшись возмущенной тишиной, гриффиндорка вымученно улыбнулась Панси и помчалась к двери, даже не взглянув на Гарри. Позади нее раздался голос Панси:
– Ты идиот, Поттер.
Гермиона не могла с ней не согласиться.
***
Воскресенье. Очередное страшное воскресенье. Время воскресного обеда в Норе.
Несмотря на обиду, которую нанес ей Рон, сердце Гермионы по-прежнему прочно принадлежало любящей семье Уизли. Хотя она и пропустила несколько воскресных обедов частично из-за гнева, частично из-за гордости, но главным образом из соображений самосохранения, она по-прежнему чувствовала себя обязанной мистеру и миссис Уизли. В конце концов, они были для нее почти приемными родителями. Гермиона могла только надеяться, что они не поверили версии событий, преподнесенной Роном.
С громким хлопком она появилась перед неизменно шаткой Норой, различные пристройки к которой так и норовили развалиться от более-менее сильного порыва ветра. Волна тепла, охватившая ее при виде этого причудливого, но такого привычного дома, добавила ей мужества, чтобы пройти вперед и постучать в дверь кухни.
Молли Уизли, женщина-мать, чьи объятия для Гермионы всегда были словно вторая кожа, теперь казалась усталой и постаревшей. Седые волосы среди огненно-рыжей шевелюры, которые появились во время Великой войны и не исчезли, сейчас стали еще более заметными.
В общем, за те несколько недель, что пропустила Грейнджер, мать семейства Уизли, казалось, постарела лет на десять, и она чувствовала свою вину перед ней.
– Молли…
Пожилая женщина всхлипнула и суетливо вытерла руки о передник. В ту же секунду Гермиона была схвачена в теплые объятия. Ее ноздри затрепетали от такого родного и приятного запаха пищи, когда она положила голову на теплое пухлое плечо.
Мерлин, как она могла не появляться так долго.