Месть в конверте

— Их тут полторы страницы, это все про бомбу. То, что мне сказали эксперты на словах, сводится к следующему: бомба изготовлена из несложных, почти подручных материалов, но изготовлена она — внимание! — профессионалом.

— Так-так!

— Изготовлена человеком, который точно знал, как максимально эффективно сложить из элементарных средств эту, — Грязнов поперхнулся…

— Бомбу-ёмбу, — закончил за него Турецкий.

— Далее, конверт, в котором находилась взрывчатка.

— Это который именно?

— Это речь идет о том единственном, который так и не взорвался. Обычный почтовый конверт, стандартный, изготовлен… это нам интересно?

— Нет.

— На конверте обнаружены микрочастицы слюны, — продолжал вещать Грязнов довольно-таки скучным голосом, — предположительно человека, который заклеивал конверты.

— Стоп! Вот отсюда поподробнее!

— А чего там подробнее? Есть слюна, есть ее анализ… как это называется… генетическая формула.

— Ну! Так это же ключ!

— Да какой же это, на фиг, ключ? И куда ты его, этот свой ключ, я извиняюсь…

— То есть если — допустим, в порядке бреда — у нас есть образец слюны подозреваемого… — начал фантазировать Александр.

— То мы можем путем экспертизы установить… — подхватил Вячеслав.

— А как нам завладеть образцом его слюны?

— А никак, Саша, никак! Я же тебе сразу сказал, что это тупиковый штрек. Для того чтобы у нас появилась проба его слюны, нужно, чтоб он пришел и, извините, харкнул нам прямо в нашу общую дедуктивную рожу.

— Не, погоди, погоди, Славка, я серьезно. Если как-то локализовать район отправки писем, например это можно сделать по почтовым штемпелям…

— И что? Заставить всех граждан этого твоего локализированного района сдать слюну?

— Ну-у-у…

— Сашок, у нас на дворе не пятидесятый год! И батьки Сталина уже, слава богу, нету, чтоб подобные массовые акции организовывать.

— Да, Славик, ты прав, я какую-то ерунду сморозил.

— Ну я рад, что ты наконец-то это понял.

С минуту оба аналитика молчали. Потом Грязнов продолжил:

— Ну вот тут еще есть свидетельница.

Турецкий вскочил:

— Слав, ты издеваешься? Почему ты сразу не…

— Успокойся, Саша. Вот же я и рассказываю. Есть свидетельница, между прочим, сама объявилась, когда услышала по ТВ о покушении, — Грязнов опять пошелестел бумагами, — Людмила Иосифовна Арье, двадцать второго года рождения, прописана… так, ну это не важно… которая якобы видела, как загадочный некто зашел в подъезд дома, где жил Смирнов. И было это за несколько минут перед взрывом, который госпожа Арье тоже слышала и описывает в самых драматичных выражениях.

— Ну!!!

— Сильно не радуйся, Саша. Старушка божий одуванчик — правда, она сама называет себя пожилой дамой. Толком ничего не запомнила, говорит много и охотно, эмоционально, образно, литературно… ну как еще?

— Но в плане информации…

— Полный мизер!

— Ты сам с ней говорил?

— Да. Можешь и ты с ней поговорить, но много радости тебе это не доставит.

— Да, свяжи меня с ней, пожалуйста. А что наш раненый охранник?

— Плоткин Иван Ильич, двадцати трех лет от роду, проживает по адресу… ну это тоже не важно.

— Вот бы кто мог нам порассказать. Он же единственный, кто говорил с убийцей. Он почему-то принял у него пакет для передачи генералу Смирнову. Что убийца ему сказал? Как объяснил, что оставляет у него пакет для генерала? Охранники обычно не работают почтальонами… Почему? Как?

— Да, он сможет нам сильно помочь с нашими «как» и «почему». Но беда в том, что он до сих пор еще в коме. И шансы на то, чтоб с ним поговорить в ближайшее время, пока не очень-то велики.

Людмила Иосифовна Арье встретила своего дедуктивного гостя поначалу весьма любезно.

— Проходите, молодой человек, проходите. Что будете пить? Сварить вам кофе?

— Спасибо, не стоит беспокоиться. Я не задержу вас надолго, я только хотел спросить…

— Вы просто не знаете, как я умею варить кофе!

— Благодарю за гостеприимство, но давайте все же лучше побеседуем. Прежде всего мне нужно знать…

— Так, погодите, молодой человек. Я что-то не пойму. Вы хотите услышать мою версию свершившегося преступления? Так тогда слушайте внимательно и не перебивайте!

— Да-да, конечно, — суетливо согласился Турецкий, а про себя подумал: «Ну и бойкая же бабулька!»

— В то утро я совсем не могла спать. Вообще-то я по природе своей сова, по ночам я всегда работаю, я, знаете ли, пишу мемуары. Жизнь моя была длинна, я видела столько всего интересного… что вам и не снилось, и мне есть что рассказать потомкам. Так вот, ночью я работаю, а утром соответственно долго сплю…

— Людмила Иосифовна, это, бесспорно, интересно…

— Вы очень нетерпеливы, мой милый юноша. И ваша нетерпеливость уже граничит с нелюбезностью.

Турецкий почувствовал, как внутри у него что-то вскипает.

— Простите. Мне просто не терпится поскорее узнать, что же конкретно вы видели в то утро на Фрунзенской набережной, дом номер…

— А я вам именно конкретно и рассказываю! А вы слушайте и не перебивайте. Имейте респект по отношению к старшим. — Людмила Иосифовна произнесла «рэспэкт».

«Вот несносная старуха!» — прикусил губу Турецкий.