Иван. Молитвой? Ну, тогда пиши пропал Иван. Ни одной, как на грех, не знаю. Научи, Георгий! Век за тебя буду Бога молить.
Георгий. Не будь дураком! Рассвет скоро. До полнолунья страха нет. А к тому часу мы уж дома будем, на печи лежать.
Иван. Слышь, Георгий, а зайцы-оборотни есть?
Георгий. Ох, чтой-то кулаки мои заныли! К дождю, что ль? Или к затрещине?!
Георгий встает и отвешивает Ивану пару подзатыльников. Затем расталкивает Афанасия.
Георгий. Вставай, заблудшая душа! А то бросим, и блуди по лесу до второго пришествия.
Афанасий. А не рано ли? Только небо посветлело.
Георгий. То-то и оно! Зайцам, как людям, в час этот самый сон. Пули не надо тратить, прикладом бить можно.
Леший невольно поднимает для удара руку, но, спохватившись, делает вид, что чешет себе затылок. Затем, повернувшись спиной к Георгию, чтобы тот не видел выражения его лица начинает затаптывать догорающее кострище.
Афанасий. (Глухо). И не жаль тебе их, добрый человек? Об эту пору зайчихи в аккурат на сносях ходят.
Георгий. Плодитесь и размножайтесь – это не про них было сказано, дурень! Что человек и заяц что? Несоразмерные величины! Я – божья тварь, а он?! Души в нем нет. Плоть одна.
Афанасий. А почему тогда заяц от боли плачет, как человек?
Георгий. Эк. невидаль, заяц может плакать! Но может ли он, как я, или даже ты, страдать?
Афанасий. Разное говорят. Слыхал я, в одной мудрой книге написано…
Георгий. А теперь меня послушай. Зайцев своей болтовней распугаешь – не взыщи. (Выразительно гладит приклад ружья). Иди следом, молчком да тишком, да не отставай. Или сам из леса выбирайся. (Обращается к охотникам). Айда, ребята!
Афанасий. (Со скрытой угрозой). Теперь-то я от тебя точно не отстану!
Охотники и леший уходят в лес. Затем они появляются снова, но Афанасия с ними уже нет. Время к вечеру, сгустились сумерки. Люди идут, пошатываясь от усталости, Иван волочит ружье по земле.
Иван. А ведь мы уже были здесь в полдень.
Георгий. Не ври, дурак! Чтобы я в лесу да заблудился?
Иван. А кто тогда на этой самой сосне вот этим самым ножом вырезал: «Великий и ужасный я был здесь»?
Петр. А ведь верно. Вот и моя банка. (Поднимает с земли пустую алюминиевую банку из-под пива). Я пиво пил! Последняя была.
Георгий. Вам только в курятник на охоту ходить!
Петр. Хватит тебе лаяться, Георгий! По всему видать, нас леший кружит. Как деда твоего. Сам рассказывал. Или забыл?
Охотники крестятся, и каждый трижды сплевывает через левое плечо.
Георгий. Оно и верно! Будто пелена с глаз спала. Дед мой покойный говорил, что насылает дух лесной на человека морок. И во всем человек будет лешему покорен, пока тот тешится.
Тихий до этого лес вдруг начинает грозно шуметь. В поднявшейся какофонии можно расслышать и плач, и свист, и уханье совы, и звериное рычание, и множество других звуков.
Иван. Георгий, что это?
Георгий. Лесной дух гневается.
Петр. А мужичок где приблудный? Всю дорогу семенил за нами, И вдруг исчез, как не бывало.
Георгий. То не мужик, а леший сам и был. Прислушайся – не узнаешь голос?
Петр. А ведь верно, старик. Теперь признал.
Иван. До полуночи бы домой вернуться. Полнолуние нынче!
Георгий. Не узнаю я здешние места. И на душе маета…
Иван. Георгий, а молитва? Святой молитвой прогоним нечистого!
Георгий. Сбрехал мой дед. С рассвета леший за нами шел, а разве боялся его? (Показывает крест, висящий у него на груди под рубахой). Ни крест, ни молитва нам не помогут. Вот разве испробовать мне пулю. Даже у лесного духа шкура есть таки! (Наводит ружье на лес). Коль ты не трус, то покажись, леший!
Шум вдруг стихает, из-за сосны выходит Афанасий. Раздаются два выстрела. Афанасий скрывается за деревом. Раздается волчий вой. Лесная какофония возобновляется.
Георгий. Промахнулся… Впервые в жизни… Видимо, и впрямь пришел мой смертный час.
Георгий ложится на спину на землю, складывает руки на груди, держа в них крест, и закрывает глаза. Иван опускается перед ним и кладет его голову себе на колени.