Иван. Георгий! Очнись! Не время умирать! Кто из леса-то нас выведет? (Обращается к Петру). Гляди-ка, Петр, он весь посинел! А вдруг помрет старик?
Петр. Уж лучше он, чем мы.
Иван. Ты о чем?
Петр. Стрелять он вздумал! Как можно, в нечистую-то силу?! Только взбесил духа. Так пусть леший с ним счеты и сводит. До нас ему какое дело? Бросим старика – про нас и не вспомнит.
Иван. Да пусть сдерут с меня живого кожу, но Георгия я в лесу умирать не оставлю. А лешему – попадись он мне только – плюну в рожу, да и все!
Петр. А ведь прав был Георгий – ты и впрямь дурак. Видать, не зря Иваном назвали. Из лесу леший нас живыми не выпустит.
Иван. Только бы ночи дождаться. Млечный Путь путь укажет. Затем Бог людям звезды и дал!
Петр. А знаешь что? Позабочусь-ка я о себе сам. С вами только беду наживать.
Иван. Одному мне старика не донести!
Петр наводит на Ивана ружье.
Петр. Рукой шевельнешь – спущу курок! Думаешь, шуткую?
Иван. Нет, не шуткуешь. По глазам вижу.
Петр. Не по пути нам. Прощай, Иван-дурак!
Иван. Еще встретимся, Петр.
Петр. Не на земле, так на небесах. Если только леший не утащит тебя в преисподнюю.
Петр уходит, не опуская ружья. Иван поднимает старика себе на плечи. Ружья мешают ему, и он отбрасывает их. Уходит.
Там, куда ушел Петр, раздается звук падающего дерева и следом крик человека о помощи. Выходит Афанасий, держа в руках переломанное надвое ружье. Оглядевшись, леший направляется было следом за людьми, но замечает брошенные ружья. Поднимает, переламывает их и отбрасывает, после чего поворачивается и уходит в сторону, противоположную той, где скрылся Иван.
Трижды торжествующе ухает филин. Лес наполняется радостными птичьими трелями.
Действие 2.
Крохотная церквушка, в которой всего два придела, один из них освящен в память образа Божией Матери «Неопалимая купина». Сама икона в серебряном окладе помещена в алтарные врата. На стене напротив алтаря – фреска, изображающая явление Бога Моисею в горящем терновом кусте. На стенах многочисленные иконы Богородицы. Перед ними установлены подсвечники с горящими или уже потухшими свечами.
Вечер. Последняя служба закончилась, все разошлись, и придел пуст. Афанасий притаился в темном углу. К его одеянию прибавилась только сумка на длинном ремне через плечо, наподобие тех, что носят охотники. Входит Прошка, одетый в подрясник – длинное, до пят, одеяние с наглухо застегнутым воротом, длинными узкими рукавами и поясом. Он подходит к подсвечнику перед иконой «Неопалимая купина» и пальцами гасит догорающие свечи.
Прошка. (Ворчит). Просфоры в алтарь принеси… Кадильницу подай… В колокол ударь… Да храм прибери, когда все уже вечерять ушли… Да еще каждую недогоревшую свечечку считают, не утаил ли, мол. Боятся, обогатится Прошка на этих свечах. А какой это заработок? Так, смех один. Свечка – рублик… А кто и вовсе норовит к Богу задарма обратиться… У-у, богохульники! Одно слово – люди! (Замечает Афанасия). А ты кто такой? Вор? Обворовать святой храм хочешь? Совсем стыд потерял!
Прошка хватает Афанасия за ворот рубахи и подтаскивает к подсвечнику, где еще догорают несколько свечей.
Афанасий. (Кланяется в пояс). Будь здрав, добрый человек, многие тебе лета. Только не вор я. Нужда у меня великая. Помоги за ради твоего Господа Бога! (Падает на колени).
Прошка. (Внезапно узнает лешего). Аф… фанасий!
Афанасий. (Вскакивает на ноги). Прошка!
Прошка. Ты ли это? Или блазнится мне?
Афанасий. (С удивлением). В храме божьем?! Леший?!
Прошка. Обращенный леший. Или забыл? Человек я теперь. Поклон тебе за то земной! (Карикатурно кланяется).