Месть Владигора

— Прекратить поединок! Прекратить! — закричал Бадяга, видя, что с его князем происходит что-то непонятное.

Но борейцы ответили ему:

— С чего ж это прекратить?! Если твой князь ножки от усталости передвигать не может, так пусть на себя и пеняет. Перун, стало быть, так решил, Перун!

Владигор понимал, что он стал почти беспомощным и любое неловкое движение может привести к тому, что он упадет на землю и будет заколот. И вот, когда Грунлаф вновь забежал сзади, чтобы нанести решающий удар, Владигор, сообразив, что иной возможности спасти свою жизнь уже не представится, улучил момент, сильно изогнулся назад и почти наугад с силой послал острие меча через свое плечо, правильно предполагая, что Грунлаф не ожидает от него такого нерасчетливого удара.

Удержаться на ногах Владигор не сумел — движение оказалось столь порывистым, что увлекло все его могучее тело и он рухнул на спину, чувствуя при этом, что падает на поверженного Грунлафа. Острие меча угодило князю игов в плечо и проникло так глубоко, что держать свое оружие он не мог. Уронив меч, Грунлаф упал на снег за мгновение до того, как на него рухнул Владигор.

Лежа на Грунлафе, князь Синегорья выхватил из ножен кинжал с трехгранным узким клинком. Рукоять кинжала имела широкую нижнюю «стопу», так что вогнать узкий клинок в тело противника, уже поверженного и ждущего или милости, или смерти, не стоило бы Владигору никаких усилий: довольно было, подведя острие к горлу врага, лишь слегка надавить правой рукой на эту «стопу». Владигор полагал, что сам Перун одобряет его действия, и уже приставил острие кинжала к горлу Грунлафа, успев заметить, как яростно бьется на дряблой старческой шее какая-то жилка.

Оставалось лишь надавить на кинжал, но со всех сторон послышались крики:

— Пощади его, Владигор!

— Пощади!

— Что тебе от смерти Грунлафа? Ведь он же твой бывший тесть!

Смешными показались Владигору эти крики, и не они, а глаза Грунлафа, молящие о пощаде, задержали его руку. В этих глазах он увидел то выражение, которое часто замечал и в прекрасных очах Кудруны. Ярость исчезла, точно и не было ее. Владигор вскочил на ноги, с удивлением ощущая, что никакие невидимые путы уже не связывают их, и помог подняться Грунлафу, прижимавшему руку к правому плечу. Между скрюченных, дрожащих пальцев струились ручейки крови.

— Живи, Грунлаф! — сказал Владигор. — Теперь ты видишь, что я говорил тебе правду. Сам Перун помог мне доказать это!

Сгорбленный Грунлаф поплелся к князьям-союзникам, не забыв бросить через плечо на Владигора какой-то странный взгляд. К Владигору подошли Бадяга, Велигор и Путислава, накинули мантию ему на плечи. Но сколь ни был Владигор рад победе, все же не терял головы и услышал, как борейские вожди переговариваются вполголоса:

— Нельзя их отпустить! Владигор дрался не по правилам! Сейчас же покончим с ними!

Слабым голосом Грунлаф ответил им:

— Пусть едут! Видно, Перун на его стороне!

Бадяга уже тащил Владигора к коням. Спустя несколько мгновений они мчались к Ладору, а хмурые борейцы еще долго бродили взад-вперед по лагерю и обсуждали в подробностях этот поединок, говоря между собой:

— Вроде бы все честно было, а?

— Да, придраться не к чему. Я бы даже благороднейшему Грунлафу скорее попенял на то, что, когда у синегорца что-то с ногами случилось и он их передвинуть не мог, наш-то князь его со спины ужалить хотел.

В этот разговор вмешивался другой воин, выпучивал налитые кровью глаза, заикался от гнева и обиды:

— Да замолчи ты! Укрой свою пасть онучей! Ты что же, за Владигора, выходит, переживал? Если уж у Владигора ноги двигаться перестали, стало быть, так Перун распорядился. А если удалось синегорцу ранить Грунлафа нашего, стало быть, с Перуна и за то спросить надобно!

7. Борейцы шли на штурм Ладора

Грунлаф лежал в постели, накрытый меховым одеялом. Рана была не смертельной, и Гриван, княжеский врач, ведун и, как полагали многие, чародей и звездочет, в положенное время менял повязки, смоченные лекарственными составами, обещая, что уже через пять-шесть дней рука будет такой же здоровой и сильной, как и прежде.

Безрадостными были мысли Грунлафа. Князь игов понимал, что Перун, которого он и Владигор призвали в судьи, выбрал в победители того, кто и впрямь был прав, и отсюда вытекало, что не было на Владигоре никакой вины.

«Тогда чего же ради, — размышлял Грунлаф, — затеял я этот поход? Неужели лишь затем, чтобы разрушить Синегорье? Забрать Владигорову казну? Нет! С Владигором я еще совсем недавно собирался стать союзником, а своего серебра мне довольно будет до скончания лет. Тем паче я не знаю, кому свою казну доверить…»

Между тем Гилун, Старко и Пересей хоть и не могли прочесть тайные мысли Грунлафа, но догадывались, о чем он рассуждал наедине с собой. День прошел, другой, и вот на третий узрел

Грунлаф всех трех князей, вставших возле его постели. Насупленные, строгие, они стояли, готовясь задать Грунлафу какой-то важный, решительный вопрос. И вот заговорил Гилун:

— Благороднейший Грунлаф, все войско скорбит о поражении твоем.