Месть волчицы

Ответ выяснился очень скоро. Через ворота с опускной решеткой они прошли внутрь, и у Сони невольно перехватило дыхание. Башни всюду, куда ни кинь взгляд. Гигантские, они торчали посреди гигантского двора, какие сами по себе, какие — соединенные паутиной переходов, галерей и приземистых строений. На первый взгляд, разобраться в этом лабиринте не представляло возможным. А проделав дорогу в один конец вместе со стражниками. Соня уверилась в мысли, что в одиночку она непременно заплутала бы здесь, без всякой надежды отыскать путь к выходу.

С зингарцем и бритунцем их вскоре разлучили. Воительница даже не успела попрощаться со своими недолгими приятелями.

Впрочем, были ли они ей приятелями в действительности? Лишь сейчас она неожиданно задалась вопросом, не являлось ли это все частью плана-ловушки… В конце концов, неспроста все три их имени оказались на пергаменте у стражника. Но откуда? Кто мог знать, что она будет в таверне пить именно с ними?

Но с другой стороны, кто, вообще, мог знать… Нет, все это слишком сложно. Соня недовольно морщится и трясет головой. Невозможно даже думать об этом. Полнейший бред и чепуха. Лучше подождать, пока вся эта история хотя бы немного не прояснится, а потом уже делать выводы.

К одной из башен ее подводит усатый стражник, и Соне не удерживается от вопроса:

— Сколько же здесь всего этих башен?

Тот снисходит до ответа, выпятив грудь, словно числе, башен в коршенской темнице является предметом его личной гордости:

— Двадцать одна, медина. А прежде было двадцать семь.

— Что же стало с шестью? Снесли заключенные при побеге?

Странник с ухмылкой трясет головой, и белоснежный султан из конского волоса хлещет из стороны в сторону, едва не задевая Соню по лицо.

— И не надейтесь, медина. Отсюда сбежать невозможно.

Вместо ответа, Соня лишь пожимает плечами. Если бы ей давали по медной монете каждый раз, когда она слышала эти слова, она уже была бы, самой богатой невестой в Хайбории… но всякий раз ей удавалось доказать противоположное.

Стражники сопровождают ее наверх, по винтовой лестнице, столь узкой, что локтями можно без труда коснуться обеих стен. У Сони невольно начинается кружиться голова. Темная узкая каменная труба давит на мозги, выдавливает воздух из легких, кажется, что конца-края не будет этому пути…

Но вот, наконец, они на площадке. Ключ скрежещет в двери, и Соню грубо толкают промеж лопаток, так, что она, зацепившись за порог, едва не влетает в камеру плашмя, успевая в последний момент ухватиться за стену, чтобы восстановить равновесие. Дверь тут же захлопывается за ней.

— С прибытием, подружка! — приветствует ее веселый девичий голос.

Оглянувшись, Соня обнаруживает, что в камере она не одна. У стены сидят две женщины, внешне совершенно не похожие друг на друга, но все-таки кажущиеся на диво одинаковыми, словно родные сестры.

Первой на вид лет семнадцать. У нее круглое личико, обрамленное копной светлых кудряшек, огромные наивные голубые глаза, в которых словно отражается летнее небо, губки бантиком и очаровательные ямочки на детских щечках.

Шлюха, мгновенно понимает Соня, и как выясняется, не ошибается.

Со второй обитательницей темницы чуть сложнее. Ей уже под тридцать, у нее длинные, ниже поясницы, густые черные волосы, забранные под пестрый платок, из-под которого свисают, мелодично позвякивая, крупные серебряные серьги. Глубоко посаженные черные глаза под густыми бровями смотрят не то чтобы недоброжелательно, но как-то настороженно, а губы сжаты, словно у человека, ведающего некую тайну, которую до времени он не желает раскрывать посторонним, Платье на ней пестрое и не слишком чистое, а на плечах яркая вязаная шаль. Когда же Соня замечает на поясе кожаный мешочек, расшитый знакомыми символами, то понимает, что перед ней гадалка,

Вот так компания!

— Ну что ж, принимайте гостью, — она доброжелательно улыбается, ибо не видит пока смысла настраивать против себя товарок по несчастью, и присаживается на корточки, не слишком близко, чтобы не нарушать их территорию, но и не слишком далеко, чтобы не показаться брезгливой гордячкой. Тюремные камеры имеют свой, веками выработанный этикет, с которым Соня, увы, знакома не понаслышке. И старается соблюдать его по мере возможности.

Гадалка остается безучастной, а шлюха, которая первой поприветствовала Соню, улыбается и подсаживается поближе.

— Меня зовут Тарза, — объявляет она жеманным голоском, в котором слышатся капризные нотки, — а она — Гельнара. — И девица указывает на гадалку, которая чуть заметно кивает.

— Мое имя Соня, — представляется воительница, ибо нет никакого смысла таиться. — За что вы здесь?

— Сразу видно новенькую в Коршене, — подает голос гадалка. — Здесь не спрашивают за что, поскольку это не имеет никакого значения. Спрашивают, какое по счету предупреждение… Хотя и это тоже бессмысленно.