Атасов отшатнулся в глубь кабинета, скользнул взглядом по распростертому телу Правилова. Мелькнула мысль, что еще хватит времени инсценировать перестрелку между Правиловым и незваными визитерами, пожертвовав для этого «Стечкиным». Вложить АПС в окоченевшую ладонь Правилова, чтобы выкроить хотя бы толику времени. Сбить со следа милицейскую группу захвата, должно сработать, до прибытия экспертов, которые, конечно, рано или поздно сообразят, что к чему. Скорее рано, но и эта жалкая проволочка вполне могла помочь Атасову уйти. Выбраться из дома. Выскользнуть относительно сухим из воды. Атасов, в нерешительности, обернулся к поверженному Олегу Петровичу, и понял, что не станет этого делать, даже если ему придется в самом скором времени заплатить за свою меркантильность высокую цену. Потому что у него просто не поднимется рука. Во дворе снова завопили «Милиция!», гораздо смелее, чем прежде. Видимо, она, наконец, прибыла. В подтверждение этой догадке снизу взвыла милицейская сирена. Не требовались способности Пуаро,[100] чтобы сообразить: отсчет времени пошел на секунды. Атасов снова обернулся к Правилову. Лучи заката отражались в орденах на груди покойника, ветер врывался в комнату через выбитое стекло и теребил портьеру, как приспущенный флаг.
– Прощай, Олег Петрович, – сказал Атасов, вытянулся во фронт и, как мог, щелкнул каблуками. Вероятно, со стороны сцена отдавала дешевым позерством, но у Атасова было другое мнение. Теперь он был уверен, что обязан поступить именно так.
– Где стреляли? – спросил с улицы откровенно милицейский голос.
– Вон в той квартире, на третьем этаже! – завизжала в ответ какая-то женщина. Атасов, которому ее визг придал ускорение, поспешил из квартиры, с кассетой в левой руке, и разряженным пистолетом Стечкина в правой, хромая на одну ногу, и проклиная в душе все на этом гребаном свете.
Парадное оставалось свободным, когда Атасов летел по ступенькам вниз, рискуя покатиться и свернуть шею, что было весьма вероятно, принимая во внимание его темп и изувеченную щиколотку. В чем Атасов не сомневался, так это в том, что за половиной дверей затаились бдительные соседи, прильнувшие к «глазкам», как капитаны подводных лодок к перископам.
«Ох, и не завидую я «Европе Саттелит Сервис», – злорадствовал Атасов на ходу, справедливо предположив, что львиная доля наблюдателей запомнит жирную надпись на его удаляющейся спине.
Он уже одолел последний пролет, когда со стороны парадной двери загремели подкованные подошвы тяжелых милицейских полусапог. Атасов перепрыгнул через перила, на лету закусив воротник рубахи, чтобы не заорать при приземлении. Боль, ожидавшая его внизу, при контакте с полом, действительно превзошла ожидания. В подвал он вкатился кубарем через низкий дверной проем, который располагался сразу за забранной сеткой-рабицей шахтой лифта. Здесь Атасов на секунду остановился, сражаясь с приступами тошнотворной боли и прислушиваясь одновременно. Судя по дружному топоту, наряд милиционеров рванул на третий этаж, в квартиру Правилова, будто был группой солдат Егорова и Кантария, а она – куполом злосчастного Рейхстага.[101] Это означало для Атасова хорошую фору.
Потолок в подвале оказался таким низким, что пришлось пригнуть голову, чтобы не врезаться в бетон макушкой. Вдоль стен тянулись разнокалиберные трубы, некоторые были укутаны в стекловату, висевшую грязными рваными космами. «Коты когти точили», – догадался Атасов, двигаясь по полутемному коридору на ощупь и ежеминутно рискуя раскроить череп о какой-нибудь предательский вентиль. Вокруг воняло мочой, это был запах номер один, не самый приятный для ноздрей. Высокая влажность и тепло наводили на мысли об экваториальном лесу из школьного учебника географии. Скудный свет просачивался в подвал через окошки, напоминающие бойницы средневекового замка.