Месть за обман

– Там другое земное тяготение. – Переводя дыхание, говорил Бабкин. Крохин кивал головкой и поджимал пухлые девичьи губы, пряча улыбку. Он точно знал почему Иван не смог показать настоящую игру, почему на горке ему удавалось брать коварные подачи, почему мяч всегда летел ему в руки. Сергей молчал и нисколько не удивлялся. Он знал причину отличной игры друга.

Глава шестая.

Оставленные на переэкзаменовку, понуро уходили. Им предстояло заниматься в то время, когда песок на пляже так горяч, а вода в реке ласкова и холодна. Вера Ильинична собрала тетрадки с выполненными заданиями и пошла к двери, оставив племянницу и странного мальчишку. Стелла заторопилась за ней, зачем-то говоря находу, словно хотела сделать наиважнейшее открытие:

– Бабкин любит полонез Агинского. Знает все оперы Бизе, – Сказав это, девушка возвратилась и встала к окну, следя за комкастыми сине-белыми облаками, подсвеченными снизу золотыми солнечными потоками. Клубы на небе перемещались, словно кипели в огромном котле. Бабкин стоял рядом и видел, как в месиве потоков вспыхивали тонкие нити коротких молний.

– Будет дождь, – проговорила очаровательная девушка. Она знала, что у неё чудесное лицо и удивительная фигура. Поэтому встала так, чтобы паренёк оценил её великолепный профиль, тонкую талию и выпуклые картинные бёдра. Вдруг женщина в синем жилете и кремовой блузке возвратилась и бросила в проём двери:

– Сейчас приду. Подождите.

Её долго не было. Иван не знал, как себя вести с выпускницей. Время медленно шло. Бабкин нервничал, не особенно радовался присутствию беззастенчивой девушки. Сергей на первом этаже ремонтировал ломаные парты. Он должен быть рядом с ним. Когда придёт учительница, неизвестно. Винный угар прошёл. Иван стал прежним.

– Я пойду ремонтировать парты. Нам дали класс. Практика. Решили отработать сейчас.

– Подожди, – сказала девушка и заботливо посмотрела ему в лицо. От нестерпимой доброты ему стало хорошо и волнительно. Ещё никто не дарил ему подобных взглядов. – Ты, правда, не умеешь танцевать? Я буду тебя учить. Приходи завтра ремонтировать парты. Нельзя жить, не умея вальсировать.

– У меня не получится. Не смогу.

– Почему? – почти воскликнула, сияя кукольным личиком, девушка. – Это же так просто. Положи руки сюда… – Иван откачнулся. Сел за парту. – Странно. Ты боишься меня? Встань. Тебе не хочется обнять меня?

– Не в этом дело. Обниматься под музыку у всех на глазах, может быть, и хорошо, но не для меня.

– Я – поняла. Ты никому не делаешь ничего плохого. Мы только будем танцевать. Больше ничего. Ты никому не изменяешь…

– Я дал себе слово, что…

– А если она станет тебя учить? Согласишься?

– Нет. Не станет.

– Я знаю её? – тихо спросила Стелла, складывая руки под высокой грудью.

– Знаешь. …Какая разница? От этого ничего не изменится.

– Ты ей сказал? – расстроилась девушка, получившая может быть сотню записок, часто слышавшая искренние признания и клятвы в верности.

– Она знает. Что тут говорить, когда без слов всё ясно. …Она знает. Только что-то не так. А что – незнаю. Мы просто ещё дети, хотя уже и выросли.

Быстрыми шагами от двери шла озабоченная Вера Ильинична. Она несла перед собой лист бумаги. Стелла улыбалась чему-то, глядя на доску, разрисованную смешными фигурками. «Шифр Артура Конондойла. – подумал Иван, – пытаясь припомнить какую букву обозначает первый человечек с поднятой вверх левой рукой, а правая рука упиралась в бок. – Нужно заглянуть в записную книжку. Кажется буква «Я». Кто же это написал?»

– Бабкин, вы сдали переэкзаменовку, – заговорила, вздохнув, женщина, – Если хотите дальше учиться в этой школе, учитесь. Вы аттестованы.

Не арестован, но аттестован… Всё будет по-старому. Он будет видеть эту злюку, будет встречаться на вечерах, а на уроках физкультуры они будут посылать мячи друг другу, играя в разных командах. Она умеет подавать кручёные мячи, великолепно прыгает и сильно «режет», но ему посылает лёгкие мячи, которые легко принимает. А если он сделает плохую подачу, не обманную, а неловкую, неумелую, она её обязательно возьмёт, как бы это не было ей трудно сделать.

От неожиданности Иван, как пишут в романах, окаменел. Он ждал ещё каких-то неприятностей, ему должны были устроить опять ловушку, загнать, как говорят, в пятый угол. Завуч, которая отняла теневой театр, заставляла заниматься только им, требовала регулярного выхода фотовитрины, рассказывающей о школьных делах, но не давала денег на фотоматериалы, узнала, что он выполнил три задания, что его напрасно оставили на осень. Она не могла не знать, что Бабкин ни в чём не виноват. Справедливость обнаружилась. Директора не стоит бояться, он будет преподавать в институте.

Радости не было. Стелла поздравляла, тормошила, брала за руки. Он вдруг почувствовал, что сейчас девушка увидит его слёзы. Бабкин кинулся к двери. Остановился.

– Спасибо, – выдохнул, пытаясь избавиться от мягких лап, сдавивших горло.

Глава седьмая