— Вы все время говорите загадками. Может, вы мне скажете, наконец, кто этот человек? — не выдержал Благидзе.
— Не торопитесь, сеньор Моретти. Меньше чем через час вы все узнаете.
Он поднял ее чемодан и вынес в коридор, с трудом удерживаясь от готового сорваться ругательства. В коридоре уже ставили свои чемоданы пассажиры первого класса, ожидая, когда их вынесут на причал.
Выходя с корабля, Благидзе увидел, что на верхней палубе стоит комиссар и мрачно смотрит вниз, на уходящих пассажиров. Какое-то шестое чувство, обычная интуиция, наработанная годами службы, подсказывала комиссару, что отпускать их нельзя. Он знал, как опасно иметь всего лишь одну версию при расследовании любого серьезного преступления. Но выхода у него не было. На судне находились иностранцы, многие путешествовали с детьми. Среди пассажиров были пожилые люди. Оставлять их всех в качестве своеобразных заложников он не имел права. Даже после второго убийства, совершенного уже после того, как судно было окружено его сотрудниками.
Благидзе успел заметить и остальных «знакомых» по этому неприятному путешествию. Мрачный Кратулович держал в руках большой рюкзак. Суарес о чем-то разговаривал с Бастидасом. Оживленный и веселый Роберто Гальвес что-то рассказывал бывшей спутнице Консальви. А пожилой бармен стоял на причале, словно в ожидании кого-то из пассажиров.
Через полчаса Благидзе и Чернышева были в небольшом отеле «Сан-Мартин». Причем по настоянию женщины Благидзе снял номер на третьем этаже, тогда как номер Чернышевой был на четвертом. Он оставил вещи в номере и уже хотел подняться наверх, когда вспомнил, что не узнал расписание самолетов на Буэнос-Айрес. Спустившись вниз, он хотел попросить у портье расписание самолетов из местного аэропорта, когда внезапно увидел стоявшего у стойки… Роберто Гальвеса. И самое страшное, он вселялся в соседний с Чернышевой номер.
«Значит, это он, — не поверил своим глазам Благидзе. — Но Флосману было за сорок, а этому парню никак не больше тридцати. Может, косметическая операция? Нет, не похоже. Тогда он сообщник. Он именно сообщник». Благидзе повернулся, чтобы осторожно подняться в номер за оружием.
Через несколько минут он был уже у номера Чернышевой. Осторожно оглядевшись, постучал. Она открыла сразу, будто ждала за дверью. Он вошел в комнату с оружием в руках. Комната была небольшая, с угловым балкончиком, выходившим во двор. С правой стороны от входа располагалась ванная комната.
— Вы с ума сошли? — спросила она. — Почему вы ходите в таком виде?
— В нашем отеле остановился Роберто Гальвес. Я видел, как он внизу получал номер.
— Ну и что?
— Вы не поняли. Гальвес остановился именно в нашем отеле. И именно в соседнем номере.
— Я поняла. Но это я попросила его приехать сюда и остановиться в этом номере.
— Вы? — Ему предстояло каждый раз открывать в этой женщине нечто для себя новое. — Но почему?
— Я же вам обещала свидание с Флосманом, — напомнила Чернышева.
— Он и есть Флосман?
— Конечно, нет. Садитесь, я вам все расскажу. Только уберите свой пистолет.
Благидзе спрятал пистолет во внутренний карман пиджака. Сел в кресло, стоявшее рядом с окном.
— Только учтите, что через минуту здесь может появиться Гальвес и вам придется уйти в ванную комнату.
— Надеюсь, там я буду сидеть не очень долго, — заметил Благидзе.
— Не очень, — засмеялась Чернышева, — с самого начала я четко представляла, что на этом корабле Флосман обязательно поплывет с нами. После убийства Липки уверенность только подкрепилась. Иначе не было смысла убивать единственного человека, хорошо знавшего Флосмана в лицо. Таким образом, в наличии Флосмана на корабле я не сомневалась. И только четыре пассажира подходили по своим внешним данным на роль Флосмана. Это были Хартли, Кратулович, Суарес, Консальви.
— Вы не допускали мысли, что Флосман мог оказаться среди обслуживающего персонала? — спросил Благидзе.
— Не допускала. Все разговоры о пожилом бармене или о ком-либо другом просто несерьезны. Настоящий Флосман просто физически не успел бы так быстро оформиться на рейс и попасть туда не в качестве пассажира. Поэтому я решила наблюдать именно за действиями этих четверых людей. Признаюсь, поначалу меня очень смущал сеньор Хартли. И своим необычным поведением, и постоянными расспросами обо мне. Я тоже обратила внимание, как он внимательно смотрел на всех входивших в бар именно в двенадцать часов, когда услышал фамилию Флосмана. Он знал об этой фамилии. Но настоящий Флосман не должен был так себя вести. Он обязан был не проявлять интереса к вызвавшему его человеку, чтобы нечаянно не выдать себя. А Хартли явно интересовал человек, который пригласил Флосмана в бар. Причем, интересовал даже больше Флосмана.