Месть женщины

Видела А-2 на дневной репетиции. Из него Манфред как из говна пуля. Но бабы наши московские будут писать от восторга. Черт, зачем я все это пишу? Ко мне-то это какое имеет отношение? Только то, что я очень жалею, что не родилась мальчишкой. Ненавижу бабье и себя в том числе. Хотят не меня, а мое тело. Самцам на чувства женщины наплевать. У моих мальчиков страсть рождается из сплава духа, чувства, интеллекта. Они не станут трахаться просто так, скуки ради, как это делают самцы и самки.

Но я очень хочу А-2. Сейчас! Сию минуту!! Что делать???

Ночь. Луна. «Она меня за муки полюбила».

Тьфу, наоборот. Но разницы нет никакой.

Для меня.

Старуха собирает у себя на квартире творческо-артистическую молодежь и почему-то пригласила меня. Приглашение передано через А-2.

Сегодня играли «Ромео и Джульетту». Успех, успех. Это был дневной спектакль. Старуха спешила на прием к Кухарскому или еще какой-то шишке из минкульта и бросила нас в объятья друг друга. Мы устроились в кабинете Фантика — терпеть не было больше никакой мочи (о мерзкая, мерзкая плоть!), и он запер нас снаружи на ключ. (Боится Старухи еще больше, чем А-2.) Я спросила потом у А-2: что будет, если она нас застукает?

— Она пыталась покончить с собой, когда…

— Когда застала тебя с моей мамой, да?

— Увы. Прости меня.

— За что? — искренне удивилась я. — Мама еще вполне сексапильная женщина. Одобряю твой вкус.

— Ты без комплексов.

Я заметила, как тщательно вытирает он свой член салфеткой.

— Она нюхает твое нижнее белье? — поинтересовалась я.

— Не будем об этом, ладно? Третьего приезжай к шести. Ты ей очень понравилась.

— Вот уж не чаяла. — Я достала из Фантикового сейфа початую бутылку коньяка (код замка, думаю, знает даже уборщица, но поскольку там обычно нет ничего, кроме пустых стаканов и нескольких капель какой-нибудь «табуретовки», Фантика это не колышет.) — А как она пыталась с собой покончить?

— Мне бы не хотелось об этом вспоминать, — сказал А-2, натягивая джинсы.

— Если ты не расскажешь мне все сейчас же и в подробностях, я постараюсь, чтобы ей донесли о нашем с тобой романчике. Подробно и в сочных тонах.

А-2 посмотрел на меня так, как смотрит на хозяина собака, которая его очень боится и очень любит, но в данный момент с удовольствием бы тяпнула за руку.

— Она… выпила нембутал. Даша заподозрила неладное и вызвала…

— Я просила в подробностях, если ты помнишь, — перебила я, надела трусики и уселась на Фантиковы бумажки. — Выпьем?

Я протянула ему полстакана какой-то бурой дряни. Он дернул одним махом.

— Она заперлась в спальне. Я стучал, она не впустила. Я слышал, что там играет музыка — она поставила свой любимый диск: «Реквием» Верди с Ренатой Тибальди. Через неделю она должна была петь «Реквием» в Осло. Я решил отложить объяснение до утра. Выпил пол бутылки водки и…

— Ты страдал? — уточнила я.

— Мне было гадко. Словно я обманул родную мать. Даже, наверное, еще похуже.

А-2 жадно затянулся сигаретой.

— И ты дал себе слово или даже торжественную клятву никогда не изменять Старухе.

— Что-то вроде этого.

— Но, будучи реалистом до мозга костей, ты знал, что сие неосуществимо, а потому в дальнейшем научился умело заметать следы.

Он сверкнул колючим взглядом.

— Я заснул. В два с чем-то меня разбудила Даша, — рассказывал А-2, не глядя в мою сторону. — К счастью, она не поехала в тот вечер домой, потому что было очень скользко.

— Почему к счастью? Разве Старуха еще не составила завещание? — поинтересовалась я, не то почувствовав на самом деле, не то слишком умело сымитировав изумление.

— Черт, а ведь мысль о завещании мелькнула у меня в ту ночь, но где-то в подсознании. Я… Я гнал ее. Как же мерзко устроен человек. Ведь она мне так дорога.

— Но не дороже собственного «я», правда? Ладно, валяй дальше.

Я пригубила стакан с «табуретовкой» и засмотрелась на себя в зеркало напротив.

— Даша сказала, что в комнате Е.В. горит свет, что она стучалась в дверь, но ей никто не ответил.

— А эта Даша разве не знает про то, что вы иногда совершаете некое подобие полового акта?

— Черт, при чем тут это? Е.В. в одиннадцать уже обычно спит, если, разумеется, нет спектакля или концерта. У нее строгий режим.

— От этой твоей Даши пахнет парным молоком, и она напоминает только что вынутую из печи булку. Угадала? — сказала я и приняла свою любимую позу прозорливости: пятки возле ягодиц, носки в первой балетной позиции, подбородок на коленках. А-2 было видно в зеркало мое лоно, полураскрытое, обтянутое легкой паутинкой нейлона, и я, чувствуя, что он снова меня хочет, погладила лоно ладошкой. — Попробовал с ней?

— Нет. Ненавижу деревенских. Сам вырос в деревне.

— А как же мама с книгой в кресле? — вспомнила я. — Что-то этот образ не очень вписывается в интерьер русской избы.

— Я придумал и про отца, и про мать. Я вырос в колонии. Они у меня оба алкоголики. Когда мне было двенадцать, я пырнул перочинным ножиком материного любовника. Я никому об этом не рассказывал, даже ей. Хотя она способна понять все-все. Она… так сострадательна и…