Читаем Места полностью

— Они же не машины, в сторону от рельс не отбегают, — резонно замечаю я вслух, отмечая в журнале очередное прибытие. Этот последний поезд почему-то вдруг издает необычайно громкий сигнал, и все мгновенно заволакивается серым маревом.

Дым рассеивается. Я случайно поворачиваю голову в сторону, к боковому окну своего дощатого помещения, и сквозь него замечаю внизу в крохотном, видимо, всего на два столика, пристанционном кафе знакомую. Она сидит с матерью. А мать достаточно молода, отмечаю я. Знакомая замечает меня и кивает головой. Мать тоже взглядывает в мою сторону и с улыбкой, несколько даже церемонно, раскланивается. Я отвечаю сдержанным, но значимым поклоном.

В это время вдали, уже перед собой, в открытое пространство отсутствующей передней стены, я вижу на удаленной автобусной остановке ту же самую свою знакомую. Ну, буквально ту же самую. Снова обращаюсь вбок и вижу ее сидящую за столом. Несколько раз поворачиваясь туда и сюда, я вижу ее то в кафе, то на остановке в автобусе. Вернее, и в кафе, и на остановке одновременно. Причем я отлично понимаю, что это не просто девушка, похожая на мою знакомую, и даже не двойник, но именно она сама в двух лицах. Знает ли о том она? В качестве первоначальной и настоящей, так сказать, отчетной, все-таки принимаю сидящую в кафе за столиком. Именно ту, которую и обнаружил первой. Она снова вполне невинно улыбается мне.

Связываюсь с ней по мобильному телефону. Она отвечает. Я говорю:

— Не бросай трубку. Подожди, — а сам кидаюсь из-за своего диспетчерского стола к той, дальней, на автобусной остановке. Теперь уже она, склонив голову вбок, замечает мое присутствие, но не делает ни малейшего движения, выказавшего бы испуг, либо желание объяснить что-либо. Свое приближение я вижу именно с ее точки зрения. То есть наблюдаю нарастание своей знакомой фигуры. Знакомой по отражению в зеркале, отмечаю я про себя. Но очень уж знакомая фигура!

Когда я совсем близко подбегаю ко второму воплощению моей приятельницы (это все уже с возвращенной в мое собственное тело точки зрения), она спокойно поднимает голову. И тут я вижу, что лицо ее светится нестерпимой яркостью, с некой неодолимой силой. Я опускаю глаза и все понимаю.

Я стою достаточно долго и все, все понимаю.

16-Й СОНКакие документы? Какие деньги?Я ведь в школе. Но ведь и вполне, вроде бы, в солидном возрасте

Огромное незнакомое помещение. Как всегда, прежде всего быстрым взглядом окидываю пространство. Оно немалое и уставлено большими прямоугольными, ничем непокрытыми столами — то ли столовая, то ли зал для каких-то официальных мероприятий. Ровный гул голосов.

— Понятно, перерыв, — понимаю я, оглядывая соседей по столу. Вернее, соседок.

Две незнакомые девушки сидят справа и слева от меня. Сам же я нахожусь в торце стола. Девушки весьма аккуратные и вполне симпатичной внешности. Я с удовлетворением отмечаю это про себя.

И тут оказывается, вернее, я обнаруживаю, что с невероятным видимым усилием запихиваю в себя огромный бутерброд, набитый листами салата, луком, чем-то еще, и смазанный какими-то соусами и помазками. Все это чудовищного размера, не влезает в рот, некой вязкой, неприятной, неопрятной на вид массой вываливаясь по сторонам бутерброда и падая на стол. Мне несколько неловко. Вернее, даже очень неловко.

Чтобы как-то исправить ситуацию, с набитым ртом начинаю рассказывать девушкам, что только что из Киева. То ли я родом оттуда, то ли просто зачем-то туда ездил, где, кстати, тамошний милиционер, уж и не припомню по какой причине, так ударил меня огромным кулаком в лоб, что я отлетел к стене соседнего дома. Девушки вежливо реагируют. Я сам, охотно посмеиваясь собственному рассказу, несколько успокаиваюсь.

Одна из соседок, чуть наклонившись ко мне, полушепотом сообщает, что у нее как раз с собой мешочек той самой киевской марихуаны. Что значит — киевской? Что значит, той самой? В подтверждение она вытаскивает из черной кожаной сумки мешочек, распускает стягивающую бечевку и показывает измельченное содержимое. Я вежливо заглядываю и сразу же признаю известную травку — запах вполне знакомый. Другая девушка куда-то исчезла. Я смотрю вдаль, но не вижу ее. Наверное, отошла в туалет.

— А у нее, — сообщает подруга, — подмосковный сорт. Несколько похуже, но зато и дешевле, — я согласно киваю головой, ничего в этом деле-таки не понимая.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги