Место

– Горюн был сторонник Троцкого,– ответил я,– а Щусев считал троцкизм еврейским движением, направленным на порабощение России.

– Было бы неплохо, если б вы могли поехать вместе с группой Щусева,– сказал Роман Иванович. По тому, как он перескакивал от темы к теме, я понял, что мои сведения его не интересуют, все это и так ему известно, он просто прощупывает меня.– Щусев вас в чем-нибудь подозревает? – спросил Роман Иванович.

– Раньше он мне доверял, относительно, конечно,– ответил я,– но теперь, пожалуй, не доверяет.

– Ну хорошо,– сказал Роман Иванович,– во всяком случае, вы должны явиться к месту назначения одновременно с группой Щусева… Поможете местным товарищам в опознании…

– А Щусев собирается куда-то ехать? -спросил я.

– Да,– ответил Роман Иванович, – тот район сейчас весьма беспокойный… Там было несколько стихийных выступлений экономического характера… Появлялись и антисоветские листовки… Надо бы выявить, кто их распространяет, нет ли здесь связи с группой Щусева…

– Коля тоже поедет? – тревожно спросил я.

– Нет,– ответил Роман Иванович, достаточно, если вы пройдете там регистрацию… А на докладной подписи вас обоих. Таким образом у меня будет возможность вас из дела извлечь… В крайнем случае вы будете проходить отдельно, но это уже проще… Вы меня поняли?

– Да,– ответил я.

– Ну, все,– сказал Роман Иванович, встал, и мы вместе вышли из кабинета.

У дверей кабинета нас ждала уже взволнованная Рита Михайловна.

– Роман,– сказала она,– только что приехала Маша, она ищет встречи с тобой… Я ее пока спровадила.

– Подожди,– сказал Роман Иванович,– в чем дело?

– Маша хочет хлопотать за какого-то своего знакомого, за какого-то Иванова.

– Ах, это тот…– сказал Роман Иванович.– Я вряд ли смогу что-либо сделать.

– Да тебе и не надо ничего делать,– крикнула Рита Михайловна,– этого еще не хватало. Сумасбродная девчонка. Ты и так достаточно много делаешь для нашей семьи… Роман, у тебя с Гошей все?

– Да как будто.

– Тогда неплохо, если б ты сейчас уехал.

– Гонишь? – улыбнулся Роман Иванович.

– Мы ведь люди свои,– сказала Рита Михайловна,– эта сумасбродка устроит скандал, возбудит Колю и бог его знает, что она натворит.

– Да мне, собственно, и пора,– сказал Роман Иванович.

– Ну чудесно,– сказала Рита Михайловна.– Господи, какой ужас иметь таких детей… Ведь к ним буквально липнет всякая антисоветчина…

Я понял, что лишний при этом разговоре, и вышел во двор. «Значит, Маша приехала,– подумал я с радостью,– и я ее увижу… Но куда ее отослали? Наверно, на озеро к Коле». И действительно, углубившись в лес, я увидел брата и сестру, которые торопливо шли к даче.

– Роман Иванович еще здесь? – издали крикнула мне Маша.

– Кажется, уехал,– ответил я.

– Ну вот,– горячился Коля.– Я ведь тебе сказал, они нарочно тебя спровадили, чтоб ты с ним не встретилась. У мамы сталинские методы. (Напоминаю, Коля все дурное именовал сталинским.)

– Сволочи! – сказала Маша. Она была крайне взволнована и бледна.– Значит, ты меня обманула,– крикнула Маша, увидев Риту Михайловну на дачном крыльце.

– Оставь этот тон,– сразу же возбудила себя Рита Михайловна, чтоб чувствовать себя против Маши потверже. (Мне кажется, она ее побаивалась.)

– Где отец? – спросила Маша.

– Не твое дело,– крикнула Рита Михайловна,– я ведь тебе запретила показываться на даче.

– Где отец? – снова повторила Маша.

– Он болен,– уже потише сказала Рита Михайловна,– но разве тебя это интересует?

– Да ты не слушай эту сталинскую стерву,– грубо крикнул Коля.– Он на террасе.– И вместе с Машей они проскочили внутрь дома.

– Пойдемте,– отирая заблестевшие слезы, шепнула мне Рита Михайловна,– может, вам удастся повлиять на Колю.

Мы поспешили следом. Журналист, как и прежде, сидел в кресле. Разморенный коньячком, он, кажется, задремал и вот теперь был разбужен криком.

– Отец,– говорила Маша,– Сашу Иванова, помнишь, того, кто делал на диспуте доклад, обвиняют в хулиганских действиях… Но ведь это не он тебя ударил, он просто спорил с тобой…

– Ну что ты хочешь, Маша? – вяло, еще не оправившись от сна, спросил журналист.

– Ты должен официально написать, что он не совершил против тебя никакого хулиганства.

– Ты ведь не глупая девушка, Маша,– сказал журналист.– Вспомни тему его доклада, тут ведь все гораздо серьезнее.

– Напишешь или не напишешь? – резко перебила она.

– Ну хорошо, напишу,– испуганно как-то сказал журналист.

– Ничего ты не напишешь,– вмешалась Рита Михайловна.– Еще чего недоставало. И перестань, Маша, тиранить больного отца. Как тебе не стыдно. Ты, Маша, издеваешься над родными тебе людьми ради какого-то чужого типа, замешанного в антисоветских делишках.

– Он мне не чужой,– крикнула Маша,– это мой жених… Вы мне чужие…

Меня обдало жаром. Значит, Маша его любит, значит, снова соперник и снова из пострадавших. Но четких мыслей у меня в тот момент не было, ибо далее все пошло клочками.

– Не желаю вас больше знать,– крикнула Маша.

– Маша, – пытался подняться из кресла журналист, но у него, очевидно от волнения, отнялась больная левая нога, которой он безуспешно скользил по полу.– Маша, я ведь согласен.