Место

На втором этаже незнакомая уборщица мыла пол знакомым способом, окуная намотанную на швабру тряпку в ведро. Я ткнул дверь своей комнаты, где боролся за койко-место. Дверь была заперта.

– Там нет никого,– сказала уборщица.

Тогда я ткнул дверь комнаты, где когда-то жил Григоренко и куда я мечтал перебраться. Она тоже была заперта. Вообще было утро, начало рабочего дня, и общежитие пустовало.

– Он кого-то ищет,– сказала Дарья Павловна уборщице. Ко мне она больше не обращалась.

– Григоренко здесь живет? – спросил я не у Дарьи Павловны, а у незнакомой уборщицы.

– Давно уехал,– сказала Дарья Павловна.– Много лет как уехал… Где-то квартиру дали…

Я спустился вниз и пошел прочь, меся мокрый снег разбухшими ботинками. Я уже начал уставать, но еще не потерял величия, вызванного моей шубой и моим «инкогнито». Поэтому я продолжал на все смотреть сатирически и, заметив у входа на знакомом кладбище одноэтажный домик с надписью «Кладбищенский оркестр», подошел к нему. На скамейке перед домиком сидел музыкант и играл на трубе, очевидно, репетируя похоронные мелодии.

– А что,– спросил я рыжего парня, шофера кладбищенского похоронного автобуса, стоявшего перед воротами кладбища,– разве нужны репетиции, чтоб сыграть похоронный марш?

– Обязательно,– всерьез ответил шофер, не понявший сарказма,– иначе будет халтура… Стакан заложит, и пошел дудеть…

– Значит, покойники обижаются? – спросил я.

Тут уж шофер понял сарказм, посмотрел на меня и засмеялся.

– Чего это они обижаются? – сказал он.