Место битвы – Италия?!

В прелюдии к своей песне Автор как бы напоминает всем слушателям, что и на заре своего существования Киевская Русь не раз сталкивалась как с вражеским вторжением, так и с внутренними конфликтами, что и в те далекие времена случались неудачные походы, а от княжеских раздоров народ нёс неоправданные потери. Какие же песни при этом пел «вещий Боян» на княжеских пирах? Как он выходил из такой щекотливой ситуации? Когда и правду надо сказать, и не задеть при этом родовое достоинство и великокняжескую честь, пошатнувшуюся в ходе бесславной войны. Вот тогда-то Боян и умасливал своим замысловатым пением со всевозможными припевками и лирическими отступлениями своих великодержавных слушателей. Песнь свою «вещий» Боян начинал с таких сладкоголосых и витиеватых эпитетов, что в этой усладе терялся смысл тех печальных событий, и соответственно своей песней он не вызывал никаких отрицательных эмоций у всемогущих и высокородных слушателей, все они были довольны таким исполнением вновь сочинённой баллады. А до Бояна победители битвы поступали еще проще – образно говоря, в поисках развлечения выпускали родовитых пленников якобы на свободу, и кто из них благополучно уходил от погони и оставался в живых, тот и должен был восхвалять своего бывшего соперника. Под страхом смерти хочешь, не хочешь, а вспомнишь все красивые эпитеты и до небес возвысишь своего победителя.

Вот и в нашем случае Автор «Слова» в первых же строках своего повествования спрашивает своих слушателей: «А не начать ли нам, братья, сию печальную песню с такой же красивой (лепо) присказки?» Таким же старым, витиеватым слогом приукрасить этот неудавшийся поход, в бояновской манере изложения завуалировать княжеские распри, замысловатым сравнением сгладить последствия вражеского вторжения, и все слушатели дипломатично промолчат, сделают вид, что ничего страшного не произошло. Беда-то ведь уже ушла в прошлое и скоро забудется, вдовы отревутся, сироты подрастут, окрепнут и встанут в строй вместо своих погибших отцов. Жизнь не стоит на месте. Разрушенные города отстроятся, вытоптанные нивы вновь заколосятся, зацветут сады, для влюблённых запоёт свою песню соловей. Наша страна, как это не раз бывало, поднимется с колен, расправит свои могучие, богатырские плечи, стряхнёт с себя тяжелый груз лихолетья и грозно посмотрит на вчерашних врагов. Так зачем сгущать краски? Зачем ворошить прошлое, если всё и так образуется и вернётся на круги своя? Но древний поэт сразу же отвергает это предложение как неуместное, несостоятельное, имея в виду, что его песня не будет очередным панегириком правящей верхушке. И он, Автор, будет вести печальное повествование недавних трагических событий не тем витиеватым, пафосным и восторженным бояновским стилем, в котором славятся все князья подряд, а будет описывать прошедшие перипетии с откровенной прямотой современным на тот момент стихотворным слогом, понятным всем его слушателям. При этом оно мною разбито на две части – вопросительную и восклицательную, пафосную. Почему вопросительный знак нельзя непосредственно ставить в конце первого четверостишия? Потому что к тому времени в нашей истории уже было несколько князей по имени «Игорь». О каком же Игоре идёт речь? Да, конечно же, наш рассказ пойдёт о Великом князе Игоре Святославличе! И его полках. Итак, первое четверостишие переведено мною как: «Не приукрасить ли сейчас нам, братья, и начать старинным слогом наш рассказ печальный о полках Игоревых? Игоря Святославича!». Исходя из вышесказанного, я считаю, что произведение начинается с риторического вопроса, на который следует вполне аргументированный и обоснованный ответ, заключенный во всём произведении. И уже после многозначительной прелюдии Автор «Слова» приступает к описанию самого похода, который начинается непосредственно с подготовки и сбора главных сил в промежуточном военно-полевом лагере (стане).

«НАЧАТИ ЖЕ СЯ ТЪИ ПЕСНИ ПО БЫЛИНАМЬ СЕГО ВРЕМЕНИ, А НЕ ПО ЗАМЫШЛЕНIЮ БОЯНЮ»