Место для нас

Но Марк оставался верным другом, и Лейла любила его за это. Она подружилась с Мишель, матерью Марка, общительной женщиной, в спальне которой стоял шкаф, полный ярких платьев и туфель в тон. Мягкая манера обращения матери была полной противоположностью ее неугомонному сыну. На Рождество Лейла дарила ей коробку конфет, а Марку – видеоигру и прилагала небольшую открытку для их семьи, текст которой обычно проверяла Хадия. Мишель не возражала подождать на кухне, когда заезжала за Марком, и пока мальчики заканчивали играть или выпрашивали еще пять минут, Лейла заваривала чай, как любила Мишель: без сгущенного молока и сахара. Женщины разговаривали о проделках детей, или Мишель, у которой не было дочерей, спрашивала о Хадие и Худе и часто хвалила Лейлу, что та воспитала милых и вежливых девочек. Даже Рафик, который был вечно недоволен, когда речь шла о школьных друзьях сына, привязался к Марку и часто предлагал пригласить его, если они всей семьей шли в пиццерию или в кино, зная, что Амар с радостью бросится к телефону и позвонит другу.

Второе, за что она была благодарна Богу в этом году, – преподаватель третьего класса мистер Хансен, молодой человек, только что закончивший аспирантуру. За ужином Амар бесконечно говорил о нем. Повторял все, чему тот его научил, все шутки, даже если в пересказе это было не так смешно, и иногда, когда они вместе смотрели фильм по телевизору, объявлял, что это любимое кино мистера Хансена. «Не могли бы мы послушать о чем‐то еще, Амар?» – полушутливо спросил Рафик как‐то вечером. Позже, когда дети встали, чтобы убрать посуду, Лейла мягко напомнила Рафику: «Он впервые заинтересовался учебой. Будем благодарны».

Теперь ему нравилась школа. Амар чувствовал свою ответственность и на этот раз первым напомнил родителям о встрече с преподавателем. Рафик вздохнул. Они всегда ходили вместе. Молча выслушивали жалобы учителя. Лейла кивала, оглядывала класс. Пыталась представить сына в комнате, гадала, какая парта принадлежит Амару. «Я могу пропустить работу», – предложил Рафик. «В этом году он хорошо учится, – возразила Лейла. – Я пойду одна».

Свет в классе был выключен, в комнате был разлит фиолетовый полумрак, некоторые шторы были сдвинуты. Вторая половина дня. Амар дожидался ее во дворе, за садовым столом. Лейла заставила его трижды пообещать, что он не сойдет с места. Он просил ее купить мороженое, если сдержит свое обещание, невзирая на то, что сообщит о нем учитель. Поскольку до начала собрания оставалось три минуты, она согласилась. Прошло несколько лет с тех пор, как он и Хадия с Худой учились в одной школе, но она все еще чувствовала горечь перемен. Как рада она была, когда прощалась с ними утром и наблюдала, как все трое расходятся по классным комнатам. Тогда она утешалась мыслью о том, что, хотя не видит детей, они будут рядом друг с другом.

А сейчас? Как она представится? Что скажет? Иногда, появляясь на людях вместе с мужем, Лейла жутко стеснялась, и окружающие полагали, что она не владеет английским, и просили Рафика или Хадию задать ей вопрос. В прошлом она так смущалась, что язык не поворачивался бегло ответить на английском, который она знала.

Мистер Хансен сидел за столом, склонив голову и перебирая бумаги. Светло-каштановые волосы аккуратно причесаны, на шее галстук. Она постучала по стене под выключателями. Он вскинул голову.

– Мистер Хансен? – спросила Лейла и поняла, что вопросы, которые она хотела ему задать, улетучились из памяти. Он был очень молод. Почему она пришла без Рафика, который всегда знал, что сказать?

– Пожалуйста, зовите меня Оливером, – попросил он и встал, положив руку на узел красного галстука с тремя темно-синими полосами внизу.

Он не протянул руку для рукопожатия, и она этому рада. Мистер Хансен показал на стул напротив и сел, только когда она заняла свое место.

– Значит, вы мать Амара, – улыбнулся он, и Лейла испытала облегчение.

Улыбка вместо сочувственного взгляда, одного из тех, к которым она привыкла. Учителя в разговоре с ней так осторожно выбирали слова, возможно, чтобы не ранить ее. Но его нервное возбуждение позволило Лейле расслабиться.

– Лейла, – представилась она, коснувшись груди, и впервые поняла, что назвать свое имя – это тоже интимность своего рода.

– Ваш сын – мой любимый ученик. Я знаю, что не должен говорить нечто подобное. Но иногда он обедает здесь. Я ему даю читать книги. Потом мы их обсуждаем.

– Вы очень добры. Ему трудно приходится. Он… он не слишком любит школу.

Оливер кивнул:

– Иногда нужно понять, как именно учить некоторых детей. Не так, как всех. Амар именно такой. Нужно знать, как к нему подойти. Что сказать, чтобы пробудить в нем любопытство, удивление. Он плохо реагирует на критику. Если он не хочет, даже не будет пытаться выучить что‐то. Но если хочет или думает, что может сделать что‐то хорошо, сделает. Нужно просто иметь немного терпения. Немного деликатности.