– Немедленно прекратите. С меня довольно.
Уже почти рассвело, когда она просыпается от шума открывающейся дверцы стенного шкафа и скрипа половиц в комнате Амара.
– Что ты делаешь? – шепчет она, когда открывает дверь в его комнату и видит его, хотя все предельно ясно.
Он хватает рубашку и джинсы, бросает одежду в черный вещевой мешок, оставляя часть вещей на полу. Он успел перерыть все ящики сверху донизу и, как вор, оставил их открытыми. Сейчас он отступает назад, потирает шею ладонью и осматривает комнату, словно размышляя, что еще взять.
– Ты знаешь, что я не могу здесь оставаться, – говорит он, не оборачиваясь.
Она осторожно закрывает за собой дверь, намереваясь протянуть руку и коснуться его плеча, собрать одежду с пола и вернуть в ящики, но останавливает себя. Ее удивляет, что она узнает этот момент. Не то чтобы она уже видела эту сцену. Но, может быть, всегда боялась, что однажды он среагирует именно так, что последует обмен словами, которые станут точкой невозврата – от них не оправится ни он, ни отец. А может, какая‐то часть ее сознания, жестокая и неумолимая, ждала, чтобы Амар наконец понял то, что она чувствовала с самого начала: в этом доме нет места для него.
Амар исступленно оглядывает комнату. Его трясет. Очень скоро настанет время фаджра, утреннего намаза. Всего день назад она вернулась в этот час и поблагодарила Бога, увидев его спящим. Теперь она задается вопросом: может, ее позвали домой не для того, чтобы вмешаться, а для того, чтобы попрощаться? Она садится на неубранную постель Амара, подтягивает к себе подушку и обхватывает ее руками. Амар встает на колени и застегивает мешок. Натягивает куртку с разрезом в подкладке, хватает мешок, подходит к окну и касается подоконника.
Наконец он поворачивается. Садится рядом с Хадией. Оба молчат. В этот момент он кажется намного выше сестры.
– Если спросят, скажи, что я пошел на пробежку.
Только Амар способен придумать ложь, которой поверят. Гордость или страх удерживает ее от вопроса, когда он вернется.
– Если спросят вечером, где я, скажи, что поживу несколько дней в доме друга. Когда захотят поискать меня, объясни, что я ушел. Переехал. И не вернусь. Прости, Хадия, но ты можешь сделать это для меня?
Она подумает, что сказать им, но все‐таки решает пойти у него на поводу. Пошел на пробежку, поехал в дом друга, отправился в другой город. Переехал, не вернется, оставил их, оставил ее.
– Хадия, – говорит он, и его рука крепко сжимает лямку вещмешка.
Она качает головой. Она не хочет слышать его объяснения. Не хочет, чтобы ее убеждали, будто он прав, поступая именно так.
– Чего ты ждешь? Если ты действительно собрался уходить, – говорит она так резко, что сама себе удивляется.
И это сработало: она обидела его. Но что‐то в его решительном взгляде обижает ее больше. Что‐то подсказывает, что он серьезен. Что разубедить его невозможно. Осознав свой страх, она думает о худшем и гадает: что, если я вижу брата в последний раз?
– Мы оба знаем, что именно ты делаешь, – говорит она, на этот раз мягче. – Думаешь, побег поможет тебе? Что, если уйдешь, сможешь вести более здоровый…
Она осекается, опасаясь, что сейчас его лицо отвердеет. Но он обдумывает ее слова.
– Не знаю, – отвечает он честно. – Но если я останусь, то буду ранить их сильнее.
Он смотрит на ее профиль. Скоро тьма за окном начнет голубеть.
– Тебе нужно уйти, пока они не начали фаджр, – шепчет она.
Амар кивает. Он ждал, пока она даст свое разрешение. Ее слов было достаточно для него, чтобы точно знать: она сделает все, о чем он ее попросит. Он встает и поднимает вещмешок.
– У тебя есть план? – спрашивает она. – Место, куда идти?
– У меня все будет окей.
У нее больше нет денег, чтобы дать ему.
– Ты позвонишь? Если что‐то понадобится.
Он кивает и кривит рот. Сейчас он кажется испуганным мальчиком, принявшим решение, но не знающим, как воплотить его в жизнь. Он стоит в дверях. Вещмешок свисает с плеча.
– Если я смогу заставить себя измениться, Хадия, значит, изменюсь. Если бы я мог стать таким, как ты или Худа, будь у меня выбор, я бы изменился в мгновение ока.
– Знаю, Амар.
– Понимаю, для них это трудно. Но и для меня тоже.
– Может, там, куда ты едешь, будет легче. А может, через несколько месяцев или лет станет легче всем нам.
Он слегка улыбается. Она отвечает улыбкой. Оба замолкают. Она видит, что он мнется, что хочет сказать что‐то и подбирает слова.
– Ты приглядишь за ними? – спрашивает он наконец.