Место для радуги

   - Как тебя зовут? - спросил я.

   Она посмотрела на меня немного удивленно. Перед ней сидел коротко-стриженный зэк в тюремной робе. Больше всего я опасался, что она сейчас подойдет к кому-нибудь из режимников и скажет, что я к ней пристаю. Это была бы моя смерть. Но этого не случилось.

   - Оксана, - ответила она.

   - А я Максим, - представился я, всем существом выражая свое искреннее расположение и чистоту помыслов. - Ты не хотела бы, Оксана, улететь отсюда в Мексику?

   Её лицо стало ещё более удивленным.

   - А что в Мексике? - спросила она.

   Я понимал, что в любую секунду судья пригласит всех вернуться в кабинет. Времени на знакомство было очень мало.

   - Мексиканцы, - ответил я и быстро передал ей бумажку, на которой был записан мой номер сотового. - А ещё там тепло и...

   Я не успел закончить предложение, потому что судья выглянул в приемную и позвал всех участников заседания в кабинет. Дело было сделано. Я обливался холодным потом. Только что я провернул немыслимую по меркам этого места операцию - знакомство с девушкой, которая к тому же ещё и секретарь суда. За этот разговор меня могли запросто посадить в ШИЗО, а если бы узнали, что у меня есть сотовый телефон, то я провел бы там весь остаток своего срока. Это был настоящий адреналин.

   Через месяц после этого события программа "Пустота" была завершена. Внешне она чем-то напоминала собой социальную сеть - это был список анкет с возможностью быстрого поиска и фильтрации. В каждой анкете содержались полные сведения о заключенном и три фотографии - одна в профиль и две в анфас. Режимники были очень довольны, и я подал прошение о досрочном освобождении.

  

   Мое дело было передано на рассмотрение. В те дни я как никогда раньше обращался к Богу в молитвах о том, чтобы меня освободили. Перед сном я часто представлял себя с Оксаной. Она мне ни разу не позвонила, но я все равно думал о ней. В моих мыслях, мы жили в Мексике, в вигваме у подножия скалы, рядом с племенем индейцев. Мы питались яйцами ящериц, живущих в пустыне, и супами из диких трав. Мы играли на испанских гитарах и носили широкополые сомбреро. Мы сидели на высокой скале под солнцем и наблюдали полет орла. Мы стояли под струями водопада, и другой реальности нам было не надо. Все это я представлял себе как наяву и не переставал мысленно просить у Бога, чтобы он помог в исполнении этих намерений. До конца срока оставался один год, но после всего, через что пришлось пройти, каждый день в этих стенах казался вечностью.

   Мои молитвы были услышаны. Суд освободил меня досрочно. Не описать всю полноту эйфории, которая наполнила меня в тот момент. Мне захотелось станцевать джигу-дрыгу прямо в кабинете у судьи, но я сдержался. Нужно было сохранить видимое спокойствие. Я ещё не знал, что ждет меня впереди, но я знал, что осталось позади - страх, ненависть, унижения и боль. Конечно, я не рассчитывал, что мир упадет к моим ногам, но было ещё достаточно сил и здоровья, чтобы попробовать сказку сделать былью.

Оксана

"Только тот, кого однажды не любили,

способен любить по-настоящему"

(из к/ф "Настоящая любовь")

   Так прошли 9 лет. Я почти не верил, что всё это когда-нибудь закончится, но это закончилось. Я освободился в ноябре, мне было 26 лет. По освобождении из колонии я вернулся в Петербург и застал... Застал полную разруху и опустошение. От той атмосферы "блеска" и "крутизны" не осталось и следа. Квартира по-прежнему была коммунальная - во время подъема и скольжения на гребне волны у отца, видимо, не было времени заниматься расселением, а теперь это время было безвозвратно упущено. Все угасло, потускнело. Отец лежал в больнице с переломом правой руки. Сказал, что где-то упал. Я заметил в нем что-то необычное, чего не было раньше - он мог вести разговор и смотреть ясными глазами, и вдруг его взгляд куда-то проваливался, как будто его уносило в другое измерение, потом опять возвращало. Было не понятно, что у него в голове и как он относится к моему освобождению. Мне показалось, что он скорее насторожен, чем обрадован. Братья хоть и делали вид, что рады меня видеть, но я чувствовал, что для них я - чужой человек. Каждый из них был погружен в себя, в свою учебу и работу. Искренне, без лицемерия, обрадовалась только мать. Так нелегко, наверное, быть матерью троих сумасбродных сыновей в этом мире.