Лифт остановился. Он раскрыл двери и предложил ей выйти. Затем, пройдя по коридору, они подошли к двери. Ее гид тихонько постучал, и дверь открылась изнутри. За ней Хилари опять увидела белые одежды, вышитые золотом узоры и черные невозмутимые лица.
Человек провел Хилари через небольшую прихожую, покрытую красным ковром, и распахнул занавеси, висевшие у дальней стены. Хилари прошла вперед. Совершенно неожиданно для себя она оказалась в комнате, убранной в восточном стиле. Здесь стояли низкие диваны, кофейные столики, стены были покрыты красивыми коврами. На низком диване сидел человек, на которого она уставилась в полном недоумении. Маленький, желтый, сморщенный, старый. Не веря себе, она смотрела в смеющиеся глазки мистера Аристидеса.
ГЛАВА 18
— Asseyez-vous, chère madame[50]
, — пригласил мистер Аристидес.Он сделал плавный жест своей похожей на птичью лапку рукой, и Хилари как во сне прошла вперед и присела на низкий диван напротив него. Он тихо захихикал:
— Вы удивлены? Не то, чего вы ожидали?
— Не то, — согласилась Хилари. — И представить себе не могла…
Но удивление ее уже проходило.
В тот момент когда она узнала мистера Аристидеса, сонный мир нереальности, в котором она жила последние несколько недель, разбился вдребезги. Теперь она поняла, что Организация казалась ей нереальной именно потому, что она и была нереальной. Организация никогда не была такой, какой хотела казаться. Герр директор со своим воздействующим на аудиторию голосом… он был тоже нереален — всего лишь выдуманное подставное лицо, посаженное на вершину, чтобы скрыть правду. А правда была здесь, в тайной восточной комнате. Ею был маленький старичок, тихонько посмеивающийся. С мистером Аристидесом в центре затеи все сразу обретало смысл — крепкий, практичный, будничный смысл.
— Теперь я понимаю, — сказала Хилари. — Это… все ваше, не так ли?
— Да, мадам.
— А директор? Так называемый директор?
— Он хорош, не правда ли? — одобрительно произнес мистер Аристидес. — Я плачу ему очень высокое жалованье. Раньше он проводил религиозные собрания.
Некоторое время Аристидес задумчиво курил. Хилари молчала.
— Рядом с вами, мадам, рахат-лукум. И другие сладости, если вы их предпочитаете. — Опять наступила тишина. Потом он продолжил: — Я филантроп, мадам. И как вы убедились, богат. Один из самых богатых людей — а может быть, и самый богатый из всех, живущих ныне. И своим богатством чувствую себя обязанным служить человечеству. Я основал здесь, в заброшенном уголке, колонию прокаженных и громадный исследовательский центр по изучению лечения проказы. Определенные виды проказы поддаются лечению. Другие признаны неизлечимыми. Но тем не менее мы продолжаем работать и получаем отличные результаты. Проказа — не такое уж легко передающееся заболевание. Оно и вполовину не столь заразно, как оспа, сыпной тиф, чума или другие тому подобные заболевания. И все же стоит вам произнести «колония прокаженных», как люди содрогнутся и постараются обойти это место подальше. Древний, очень древний страх! Страх, упоминание о котором можно найти еще в Библии и который сохраняется, не иссякая, на протяжении веков. Ужас проказы. Он был полезен для меня, когда я основывал колонию.
— Вы основали ее для изучения?
— У нас здесь есть отдел и по изучению рака, а также проводятся важные работы по исследованию туберкулеза. Мы занимаемся и исследованием вирусов — bien entendu[51]
, с лечебными целями, о биологическом оружии и речи нет. Все гуманно, все приемлемо, все делает мне честь. Известные врачи, хирурги, химики приезжают время от времени ознакомиться с достигнутыми нами результатами, как сегодня, например. Все здание хитро спланировано таким образом, что часть его перекрыта, и ее невозможно рассмотреть даже с воздуха. Наиболее секретные лаборатории расположены в туннелях, высеченных прямо в скалах. В любом случае я выше всяких подозрений. — Он улыбнулся и скромно добавил: — Видите ли, я так богат!— Но зачем? — воскликнула Хилари. — Откуда такая тяга к разрушению?
— У меня нет тяги к разрушению, мадам. Вы меня неправильно поняли.
— Но тогда… я просто не понимаю.
— Я бизнесмен, — ответил мистер Аристидес. — Кроме всего прочего, коллекционер. Когда богатство начинает угнетать, это единственное, что остается. В свое время я коллекционировал много всяких предметов. Картины — у меня прекраснейшее собрание полотен в Европе. Некоторые виды керамики. Филателия — моя коллекция марок широко известна. Когда какая-нибудь коллекция представлена полностью, приходится переходить к другой. Я старый человек, мадам, и предметов коллекционирования для меня уже почти не осталось. Поэтому я наконец обратился к коллекционированию интеллектов.
— Интеллектов? — переспросила Хилари.
Он кротко кивнул: