– Ты идиот? – привычно уточнил Марусов, забыв, что перед ним не Ваня Ланцов. – Провокации так и делаются! Значит, слушай сюда, паши землю носом, но чтобы к вечеру этот грабитель сидел в камере! С пиджаком и чистосердечным признанием в зубах!
С признанием – это раз плюнуть, любому бомжу по почкам настучать гимнастической палкой, и будет признание. А вот с пиджаком – сложнее… Афонин, обидевшись на «идиота», насупился и довольно бесцеремонно напомнил, что подчиняется он не мэру, а министру внутренних дел. Так, на минуточку…
Вот оно, началось! Уже и у этого голосок прорезался. Того и гляди – мнение появится. Забыл, как в средней школе на учительском окладе сидел? Малолетних бандитов по канату учил лазать?
Взбешенный Марусов не стал долго церемониться – подумаешь, министерской вертикали гад подчиняется! – и витиевато отправил Физкультурника тренироваться, пообещав вставить ему эту самую вертикаль в одно место.
Ярость – противоречивый помощник. С одной стороны, уровень адреналина повышается, и человек готов на героические поступки, с другой – мозги затуманивает капитально. Башню сносит, как нынче принято называть в высшем свете.
Виталий Иванович, заглянув в стратегически важную схему, набрал номер телефона и, услышав ответ, сорвался на крик:
– Я вам вот что скажу, Сан Саныч! Кого бы вы сюда ни прислали, хоть весь Следственный комитет вместе с ГРУ, а бензин этот – наш, кровный! И все остальное! От мертвого японца суши вы получите, а не ресурсы!
На том конце осторожно поинтересовались: все ли в порядке с мэром Великозельска? Может, он перепутал номер?
– Нет, я ничего не путаю! – Телефонная трубка увлажнилась слюной. – Это вы там запутались окончательно и бесповоротно! И я вас не боюсь! Нечего мне вас бояться!..
Частично удовлетворенный, Марусов для полной сатисфакции сложил три толстых пальца в знакомую с детства фигуру и ткнул этой скульптурой в волшебную схему. Не помогло. Тогда он сгреб ее со стола, разорвал на куски и ногой запихнул в мусорную корзину.
Новость, появившаяся на сайте «Великозельских новостей», летела по стране быстрее сверхзвукового самолета. Как оказалось, невинная история с ограблением следователя заинтересовала многих.
Не обошел ее своим вниманием и заменивший проштрафившегося Лузана полковник Прокофьев. Прочитав о происшествии, поспешил в генеральские кабинеты с докладом. Прямиком к Багрову:
– Ерунда какая-то, Эдуард Федорович. Нам недавно позвонили из Калининграда, мол, в московском Институте мозга якобы лечится Плетнев. Я связался с Великозельском – там сказали, что Плетнев до сих пор у них. Мало того, на него, оказывается, покушение было!
– Как? Когда?!
Это уже полный беспредел!
Со слов Прокофьева выходило, что напали нынешним утром. Впятером и в масках, с битами. Нанесли черепно-мозговую травму и хотели выкрасть удостоверение путем завладения пиджаком. Узнав, что до сих пор никого не задержали, Багров выразил законное недовольство и распорядился приложить усилия. Говоря это, он из чисто спортивного интереса набрал в поисковике запрос, чтобы ознакомиться с подробностями происшествия с подчиненным, так сказать, из первых рук. Из «Великозельских ведомостей».
Прокофьев сам заметки не видел, ему пресс-служба донесла. Поэтому, взглянув на фото мужика, утверждавшего в статейке, что нападение связано с его расследованием, он неожиданно поинтересовался у Багрова:
– А кто это?
– Как кто? Плетнев твой!
– Да не он это!
– Пил? Ты – пил?
– Да столько не выпить! Я ж лично ему пропуск подписывал!
Багров, поразмышляв, попросил Прокофьева раньше времени шумиху не поднимать, а взять пару сотрудников (в дороге не пить!!!) и сегодня же вылететь в Великозельск. Если действительно не тот – везти в Москву. Без помпы, но в наручниках.
А тут уж разберемся.
Бриллиантовая мафия обратно добиралась поездом, на самолет билетов не хватило, кризис в стране. Как раз успевали на проходящий до Москвы. «Жигули» они бросили у вокзала, на прощание немного приоткрыв багажник, чтобы не задохнулся лежащий внутри бомбила. Зачем лишнее на себя вешать?
Отъехав от Великозельска и убедившись, что никто за ними не гонится, Деризубов разложил на столике в купе пиджак и перочинным ножиком вспорол подкладку. Он не особенно нервничал, потому что нащупал камни еще в машине, как только рванули от гостиницы. Но убедиться на все сто определенно хотелось. Николай Николаевич по понятным причинам бриллианты держал в руках неоднократно, но именно эти отчего-то хотелось пощупать сильнее других. Может быть, потому, что вложено в них последнее.
Не стоит рассказывать, какие чувства довелось испытать ему при виде того, что оказалось за подкладкой. И отнюдь не чувства глубокого удовлетворения, с которыми когда-то советский народ встречал решения партии и правительства.