Место под названием «Свобода»

– Гм-м. – Он даже облизал губы. – Запах жареной ветчины, доносящийся порой из вашей кухни, настолько аппетитен, что почти вызывает боль в желудке. А еще все любят сладкий картофель. И пшеничный хлеб. Рабы никогда не едят ничего, кроме того заскорузлого хлеба из маиса, который они называют кукурузными лепешками.

Лиззи порадовалась, что завела с Маком разговор на эту тему. Его мнение оказалось полезным.

– А что им предпочтительнее подать из напитков?

– Ром. Вот только некоторые мужчины становятся драчливыми, когда употребляют крепкое спиртное. Так что на вашем месте я бы дал им яблочного сидра или пива.

– Прекрасная идея.

– А как насчет музыки? Негры обожают петь и танцевать.

Лиззи откровенно получала удовольствие. Планировать праздник вместе с Маком оказалось занятно.

– Музыка пришлась бы кстати, но где взять музыкантов?

– Есть освобожденный черный раб по кличке Перечный Джонс, который выступает в ординариях Фредериксберга. Можно нанять его. Он играет на банджо.

Лизи уже знала, что «ординариями» на местном жаргоне называли самые простые таверны, но никогда прежде не слышала о банджо.

– Что это за инструмент? – спросила она.

– Струнный. Имеет африканское происхождение. Не такой сладкозвучный, как скрипка, зато более ритмичный.

– Как вы узнали об этом человеке? Когда успели побывать во Фредериксберге?

По его лицу пробежала тень.

– Ходил туда однажды в воскресенье.

– Зачем?

– Разыскивал Кору.

– И что же – нашли?

– Нет.

– Мне искренне жаль.

Он в ответ только пожал плечами.

– Здесь каждый потерял кого-нибудь.

И отвернулся, спрятав от нее печаль в глазах.

Ей очень хотелось обнять его и утешить, но пришлось сдержаться. Следовало помнить о своей беременности. И ей не стоило обнимать никого, кроме собственного мужа. Но она постаралась вновь придать разговору более жизнерадостную тональность.

– Стало быть, вы думаете, что Перечного Джонса удастся уговорить прийти сюда и поиграть для нас?

– Уверен, он придет. Я видел, как он играл среди хижин рабов на плантации Тумсона.

Лиззи снова была заинтригована.

– А туда вы каким образом попали?

– Можно сказать, нанес визит.

– Вот уж не предполагала, что рабы делают нечто подобное!

– Нам в жизни необходимо иметь хоть что-то, помимо нескончаемой работы.

– И чем же еще вы себя развлекаете?

– Молодым мужчинам нравится смотреть на петушиные бои. Они готовы прошагать хоть десять миль до места их проведения. Девушек, естественно, привлекают молодые мужчины. Люди постарше просто ходят смотреть на детишек друг друга и вместе вспоминают о потерянных братьях и сестрах. И еще – все они поют. У африканцев есть свои очень грустные песни, которые исполняются гармоничным хором. Ты не понимаешь слов, но сами по себе мелодии невольно берут за душу.

– Шахтеры тоже, помнится, часто пели.

Он немного помолчал и кивнул:

– Да, мы любили петь.

Она поняла, что снова навела его на печальные мысли.

– Как вы думаете, вам когда-нибудь удастся снова вернуться к горе Хай Глен?

– Нет. А вам?

На глаза Лиззи навернулись слезы.

– Нет, – ответила она. – Ни вам, ни мне больше там не бывать.

В этот момент взбрыкнул младенец, и она охнула от легкой боли.

– В чем дело? – спросил Мак.

Она положила ладонь на свой раздутый живот.

– Ребеночек толкается внутри. Он явно не хочет, чтобы я тосковала по Хай Глену. Он родится гражданином Виргинии. Ой! Снова толкнулся.

– Вам действительно больно?

– Да. Хотите потрогать? – Она взяла его за руку и приложила ладонью к животу.

У него были твердые огрубелые пальцы, но прикосновение показалось ей нежным.

Младенец затих. Мак спросил:

– Когда вы должны родить?

– Через десять недель.

– Как назовете ребенка?

– Муж выбрал имя Джонатан для мальчика, а Алисия для девочки.

Младенец еще раз взбрыкнул.

– Ничего себе сила! – с улыбкой воскликнул Мак. – Неудивительно, что вы даже поморщились.

Он убрал руку с ее живота.

Ей же хотелось ощущать его прикосновение хотя бы чуть дольше. Но чтобы не выдать своих чувств, сменила тему:

– Мне нужно обсудить идею праздника с Биллом Соуэрби.

– Так вы еще ничего не знаете?

– О чем?

– Билл Соуэрби ушел.

– Как ушел? Что это значит?

– Просто пропал.

– Когда?

– Пару ночей назад.

Лиззи сообразила: она действительно уже не встречалась с Соуэрби два дня. Ее это не встревожило. Ей необязательно было видеться с надсмотрщиком ежедневно.

– Он сказал, когда собирается вернуться?

– Не думаю, что вообще с кем-то разговаривал перед уходом. Но, как я догадываюсь, возвращаться он не намерен вообще.

– Почему?

– Он задолжал деньги Сидни Ленноксу. Много денег. И не в состоянии с ним расплатиться.

Лиззи почувствовала приступ острой злости.

– И с тех пор, надо полагать, Леннокс стал на плантации главным надсмотрщиком?

– Пока только в течение одного рабочего дня… Но да. Он им стал.

– Я не желаю, чтобы грубиян и мерзавец верховодил на плантации! – пылко воскликнула Лиззи.

– Справедливо сказано. Аминь, – произнес Мак тоже с не менее горячим чувством в голосе. – Никто из работников не хотел бы этого.