Место под солнцем

Я вскочила на ноги. Сердце сжалось от дурного предчувствия. Дверь с грохотом распахнулась, впуская горячую хмарь и двоих грязных мужчин, которые тащили на носилках… кокон. Тёмно-зелёный, истекающий слизью, подвижный. Словно кто-то рвался… От понимания у меня волосы встали дыбом. Кто-то исступленно рвался наружу. «Кто-то»… Наставник…

– Ты, – госпожа посмотрела на меня в упор, – работай.

Носилки опустили на пол в спальной комнате. Я зашла следом и испуганно сглотнула. Надо… надо собраться и…

– Ну? – прозвучало за моей спиной резкое. – Чего стоишь?

Кокон вспух и лопнул болотным пузырем, растекся по полу грязной жижей. А под ним оказался еще один. Лишь на мгновение мелькнуло искаженное лицо Айгона, жадно хватающего ртом воздух. И отработанный на учебе инстинкт разом пересилил неуверенность и страх. И впервые мне удалось представить, не закрывая глаз. Как вновь лопается кокон, расползаясь старой тряпкой, а за ним второй, третий…

– Кажется, это что-то внутри, – заметила госпожа, когда я «порвала» очередной кокон. – Найди.

Я посмотрела на нее недоверчиво снизу вверх. От усталости у меня плыло перед глазами. Я сидела на коленях, в ошметках болотной слизи, грязная и измученная, а она хотела…

– Внутри? – я сглотнула, глядя, как по скрюченному телу Айгона медленно ползут капли слизи, сращиваясь, образуя новую оболочку.

– Да, как семя в земле. Вырви заразу с корнем.

– Но…

…я никогда не работала прежде с телом, только с предметами! Наставник говорил, пока не научусь безошибочно, в любом настроении и при любом самочувствии, менять форму неодушевленного, нельзя браться за живое. Он, конечно, много рассказывал, готовил…

– Не знаешь? – госпожа правильно истолковала мое смятение. – Но это не значит, что у тебя не получится. Это значит, что ты не хочешь пробовать. Не хочешь даже попытаться.

Она сохраняла невероятное хладнокровие. Стояла, твердо глядя на меня, и ее взор требовал, приказывал делать… хоть что-то. Я отерла вспотевшее лицо грязным рукавом, нахмурилась, посмотрев на наставника.

– Приступай, – велела госпожа негромко. – Хуже уже не будет. Но может стать лучше. Рискни.

И я решилась. Вспомнила все рассказы Айгона, представила его тело прозрачным и увидела – пульсирующие клубки слизи под кожей. И на что их менять, как убрать?..

– Кровь, – подсказала бабушка Оссо. – Представь, что это просто кровь.

И я постаралась. Из последних сил перебарывала чужую незнакомую магию, представляя, изменяя, исцеляя… И с каждым сгустком, казалось, я билась вечность, и кончились они внезапно и вдруг. «Разжижев» последний, я напряженно поискала следующий и встретила уставший, но привычно улыбчивый взгляд наставника.

– Умница, – тихо сказал он. – А теперь отдыхай, – и, с трудом сев, добавил: – Есть хочу. Принесешь?

Меня ветром сорвало с места. На приливе сил я убежала на кухню и быстро разогрела суп. А когда вернулась, Айгона уже не стало. Госпожа сидела рядом с ним в луже грязи, держа над неподвижным лицом мага раскрытую ладонь, и шептала слова прощания.

Плошка с супом выпала из моих рук, но ни я, ни госпожа этого не заметили. Не отвлеклись на грохот, не оглянулись. Мои губы беззвучно зашевелились в прощании, но в мыслях нужных слов не было. Только мертвая пустота.

Не знаю, сколько я так простояла. Очнулась, когда госпожа договорила, вдохнула-выдохнула и позвала людей. И я обнаружила, что в доме полно народу. Они проходили мимо меня, опять не замечая, и это вернуло меня в чувство. Опять – никто…

Ноги сами унесли меня на чердак. Шуруш тихо попискивал, а мои руки уже начали собирать сумку. Если не выгонит – сама уйду. Не смогу остаться. Здесь – и без вечно круглой и доброй улыбки наставника?.. Нет, человек… важнее места под солнцем. Он ушел к предкам, и без него это место потеряло смысл.

– Знаешь, почему я так не люблю безродных?

Вздрогнув, я обернулась. Госпожа стояла в дверном проеме и задумчиво смотрела на шуруша. А тот смущенно замер рядом со мной, опустил многочисленные «нити» глаз.

– Потому что мы – пыль? – тихо отозвалась я.

– Да. Которая не задерживается надолго. И всего боится. Налетел ветер, заморосил дождь – и она прячется, съеживается, бежит, вместо того, чтобы дать отпор стихии. Улетает с первым же порывом грозового ветра, оставляя других ни с чем. Я довольно насмотрелась на безродных. Не единожды давала кров, ожидая помощи, и всегда они сбегали с первыми же сигналами тревоги.

А я вспомнила, как хотела вчера пойти с Айгоном и помочь ему. Может, если бы пошла…

– Думаешь, ты изменилась? – она словно мои мысли читала. – Тогда почему же сбегаешь? Гроза еще не разразилась – только потянуло сырым сквозняком, а ты уже за сумку. И лететь. И не хочешь бороться ни за себя, ни за свое место под солнцем. Ни за, – и ее взгляд стал острым, – человека, который тебе дорог. Оттолкнула из страха за свою судьбу – и кого? Близкого друга. Обиделась, не попытавшись понять. А ведь это была проверка.

Я посмотрела недоверчиво.