Место под солнцем

Неподалеку находился большой вещевой рынок, один из самых крупных и дешевых в Москве. Туда приезжали торговать из Прибалтики, Белоруссии, Польши. Убитая могла быть кем угодно. Никаких особых примет не имела. Стриженая блондинка, рост от ста семидесяти до ста семидесяти пяти, телосложение плотное, нос короткий, прямой, губы полные, глаза маленькие, светлокарие. Человек из толпы.

– Нет, ребята, не все так безнадежно, – покачала головой эксперт из прибывшей опергруппы, – есть у нее особая примета. Очень даже особая.

– Интересно, какая?

– У нее удалена одна грудь, правая.

– О Господи! – возвел глаза к небу прибывший с опергруппой заместитель по розыску. – Нам еще маньяка здесь не хватало!

– Нет, не маньяк, – успокоила его эксперт, – нормальный операционный шов, грудь удалена хирургическим способом, вместо нее протез.

* * *

Катя сидела у Паши в полупустой комнате, в единственном приличном кресле, поджав под себя ноги, кутаясь в большую вязаную кофту. По экрану включенного компьютера плавали разноцветные рыбки. Пахло крепким кофе с гвоздикой.

Паша позвонил ей утром, на следующий день после похорон. Он не был уверен, что она захочет видеть его, просто подумал – вдруг ей будет так худо, что потребуется его участие, на всякий случай освободил себе день на работе. И не ошибся. Ей действительно было очень худо. Хотелось уйти из дома, убежать, спрятаться от всех, зарыться в какой-нибудь норе, свернуться калачиком, согреться, чтобы не бил этот противный нервный озноб.

Она понимала, необходимо еще раз, на свежую голову прослушать обе кассеты. Но так не хотелось опять оставаться наедине со злобными чужими голосами. Жанночка не в счет. От нее можно ждать только сочувственных вздохов, праведного возмущения, не более. А нужно все обдумать и разложить по полочкам, спокойно, без эмоций. Как же надоело раскладывать по полочкам эту гадость! И вроде идет следствие, арестовали подозреваемую в убийстве женщину, а грязи никак не убавляется.

Возможно, она все-таки ошиблась ночью, и это был тот же самый голос. Просто у Светы Петровой изменились планы, настроение испортилось. Ну, мало ли? Главное – этот ночной звонок не предвещал ничего хорошего. Ощущение какой-то скрытой, но очень близкой опасности не давало Кате покоя.

Она отпустила Жанночку домой. Пашу приглашать к себе не решилась.Отправилась к нему сама. Как-то нехорошо сразу после похорон приглашать в дом человека, который… Который что? Впрочем, ответа на этот вопрос Катя пока не искала. Вопросов и так хватало.

Паша Дубровин прослушал обе кассеты несколько раз, сначала каждый разговор целиком, потом поочередно, по фразе. :

– Да, ты права. Это два разных человека. Я все-таки не понимаю, почему ты не хочешь все рассказать следователю?

– Да они и так знают, – махнула рукой Катя, – оперативник, майор Кузьменко, заходил ко мне на днях. Оказывается, желающие поведать следствию о звонках и прочих прелестях нашлись и без меня. Мне оставалось только подтвердить, что да, звонки были. Однако никаких серьезных угроз они не содержали и, вероятно, к убийству отношения не имеют. А щепки в подушке – вообще чушь. Я не собираюсь обсуждать это всерьез.

– А про последний звонок ты не хочешь рассказать? Кассеты не хочешь дать им послушать? С бомжем Бориской не собираешься познакомить этого майора?

– Нет.

– Почему?

– Бомж Бориска вряд ли станет откровенничать с милицией. Если сейчас у меня есть шанс вытянуть из него хоть что-то, то стоит напустить на него милицию – он будет молчать, как партизан, а то и вообще исчезнет. Он их не любит и боится.

– Ну хорошо, а почему ты не хочешь сказать им про последний звонок?

– Именно потому, что телефонная мадам так этого желает.

– Чисто женская логика, – усмехнулся Паша, – ну а если серьезно?

– Устала. Я только сейчас поняла, как смертельно устала. Знаешь, сначала мне казалось, что убийца должен быть непременно пойман и наказан. Мне хотелось справедливости, а обратная сторона справедливости – месть. Я стояла у гроба, и мне хотелось отомстить. А потом, когда я узнала, что эта несчастная женщина задержана по подозрению в убийстве, ничего, кроме усталости, не почувствовала. Конечно, подозрение – это еще не доказанная вина. Но у меня нет больше сил думать обо всем этом. Кто убил? Почему? Глеба не вернешь, и вместе с ним умерла какая-то часть меня. Возможно, лучшая часть. А этот звонок, так сказать, комок посмертной грязи, меня доконал.

– Ну что ж. – Паша встал, быстро, нервно прошелся по комнате из угла в угол. – Значит, он добился своей цели. Вернее, она, эта баба, которая звонила. Она победитель, триумфатор. Ты смертельно устала, а у нее все получилось. Даже ее ошибка сыграла в ее пользу.

– Какая ошибка? Что ты имеешь в виду? – спросила Катя без всякого интереса.

– Этот последний звонок был ее первой ошибкой. Боюсь, она захочет ее исправить.

– Ты можешь формулировать конкретней?

– Когда была арестована эта женщина?

– В понедельник.