— Ты думаешь, что у меня ничего не выйдет?
Что-то в его тоне заставило Северина напрячься.
— Я же не гадалка, чтобы знать будущее. Могу только пожелать удачи.
— Да ладно, можешь не выбирать слова. Ни один из вас в меня не верил. Да и кто я, если разобраться? Дурачок, который руководит личной охраной короля, а между делом выбивает долги из тех, кто не соглашается платить. За все это время я не услышал ни одного доброго слова.
— Халиф подарил тебе дом, машину и платил столько, что ты мог купить половину баб в этом городе.
— И вел себя так, будто я хуже прислуги. До меня снисходил только Назим. И в итоге его пришлось убить.
Змей поднял бровь.
— Да? Это ты его убил?
Насир вновь принялся за овощи.
— Он явился ко мне с ножом. Я должен был накрыть на стол и принять его, как дорогого гостя?
— Ливий говорил, что именно Назим пытался предупредить его о заговоре Фуада.
— Он всегда был трусливой задницей и искал одобрения. Думал, что получит теплое местечко подле короля, когда эта история раскроется.
— Но Ливий не послушал, а потом Назим пришел к тебе с ножом.
— Вот именно. Единственный человек, которого я считал своим другом, почти братом — пусть и трусливым, но ни друзей, ни братьев не выбирают — поднял на меня руку.
Сделав последнюю затяжку, Змей потушил сигарету в пепельнице. В этой истории было что-то странное, но он никак не мог понять, что. Наивный дурачок Назим много пил, громко смеялся, часто бывал у Брике и старался держаться рядом с Ливием. Он не дружил с Фуадом Талебом и вполне мог предупредить о заговоре, но храбростью не отличался. Что могло заставить его явиться с ножом к Насиру, который и в лучшие дни особой опасности не представлял?
— Не получается с друзьями — получится с подружками, — миролюбиво сказал Северин.
— Иди к черту, — буркнул Насир.
— Скажи козлу Валентину, чтобы явился завтра. Я хочу с ним поговорить.
— О чем?
— Да ты отрастил язык? Занимайся тем, что тебе доверено, и не лезь в мои дела. Сегодня ты задал слишком много идиотских вопросов.
Глава четвертая. Ливий. Прошлое
1962 год
Басра, Ирак
Проснувшись, Ливий несколько минут лежал с закрытыми глазами, пытаясь понять, на каком он свете. Тяжелый туман в голове понемногу рассеивался, срывая невидимые, но плотные завесы с окружающего мира. В комнате пахло полевыми цветами, свежим кофе и чем-то сладким, кожу ласкал легкий ветерок. Для ада это место кажется чересчур приветливым, а в рай ему попасть не суждено — разве что если он проведет остаток жизни в монастыре, замаливая свои грехи. Мужской монастырь виделся Халифу тюрьмой строгого режима, в которой, помимо одиночной камеры, существует дополнительное наказание: круглосуточное промывание мозгов с применением тупых религиозных догм. Как насчет женского монастыря? Там повеселее. И можно пуститься во все тяжкие после того, как уже совершенные грехи останутся в прошлом. При мысли о том, что за пару месяцев основательной работы он превратил бы монастырь в прибыльный бордель с элитными клиентами и морем изысканных развлечений для тонких ценителей, Ливий расхохотался, сел на кровати и, потянувшись, оглядел комнату. Она оказалась большой спальней с вычурной, пусть и не лишенной изящества мебелью, высоким потолком и окном во всю стену. На прикроватном столике кто-то оставил серебряный поднос с чашкой кофе и песочным печеньем. Халиф обшарил карманы в поисках сигарет и нашел пачку здесь же, рядом с подносом. Возле нее лежала записка, уголок которой прятался под маленькой стеклянной пепельницей. «Ужинаем в шесть. Гектор».